Page 60 - Дикая собака Динго,или Повесть о первой любви

– А если отец узнает?
– Он не узнает.
– Ты не боишься разве, что кто-нибудь скажет ему?
Таня пожала плечами:
– Кроме тебя, никто не знает. А ведь ты не скажешь.
Но она все же взглянула на Фильку с подозрением: не смеется ли он. Но никогда в жизни
Филька не был так серьезен.
– Я знаю это место, – в раздумье сказал он. – Там на заре всегда пасутся фазаны. Хорошо
их стрелять по утрам… Но ты не ходи. Я тебя, как девочку, прошу.
– Нет, я пойду, – ответила Таня.
И по голосу ее Филька понял, что и Тане доступно упрямство.
Все, что мог он спросить, то спросил; все, что мог он сказать, то сказал. Что еще осталось
делать?
Он молча посмотрел на Таню. Солнечный свет горел на ее лице, на руках, на легком,
красивом платье, которое она не боялась испортить. И он подумал:
«Напрасно, однако, я все это спрашивал. Она ничего не боится».
И в эту минуту в глазах Тани он увидел необычайный страх, которого никогда не видел
ни во взгляде ее, ни на ее лице.
Он отодвинулся с невольным испугом:
– Что с тобой?
– Гусеница!.. – крикнула Таня.
Она оттянула платье на шее, крепко сжав его в узелок, и с ужасом повторила несколько
раз:
– Гусеница, гусеница! Вот она здесь. Противно! Режь скорей!
Самую малую долю секунды Филька колебался, глядя на свой нож, которым добывал
муравьиный сок, и резал серу, и делал столько приятных для Тани вещей.
И вдруг, взмахнув им, отхватил изрядный кусок Таниного платья.
Ничего не испытывая, кроме страха и отвращения, Таня в первое мгновение все еще
сжимала в руке отрезанный кусок ткани, затем медленно развернула его. Вместо страшной
гусеницы на руке ее лежал обыкновенный сучок.
Страх на лице Тани сменился недоумением, недоумение – отчаянием, когда она увидела
на своем платье огромную дыру. Она всплеснула руками:
– В чем же я теперь пойду? Зачем ты это сделал, Филька?
– Нарочно, – сказал он, – хотя ты сама меня об этом просила. Но, может быть, ты теперь
не пойдешь на мыс?
– Все равно я пойду. Я пойду, я пойду! – закричала Таня и, спрыгнув с дерева, скрылась,
утонула в роще.
И Филька не успел даже заметить, как исчезла она меж черных и белых берез.
Словно вихрь умчал от Фильки друга.
Он остался на дереве один. Геометрия, лежавшая у него на коленях, упала в траву.
Полосатый бурундук, самый любопытный из всех живущих в этой роще под корнями
даурской березы, подошел к упавшей книге и остановился перед ней. В передних лапах он
держал орех, который нес в свою норку.
Филька сердито запустил в бурундука ножом. И острый нож вонзился в землю перед
самой мордой зверька.
Бурундук уронил орех и тоже исчез.
А Филька медленно сполз с дерева. Он поднял орех, положил его на ладонь и взвесил –
орех был полный. Филька некоторое время смотрел на него без движения, все думая о Тане, и
затем, решив, что все-таки каждый орех должен быть раскушен, громко разгрыз его.

XXI