Page 58 - Дикая собака Динго,или Повесть о первой любви

Но вдруг она услышала ровный и спокойный голос матери. Ни один звук не дрожал на ее
губах.
– Таня, – сказала мать, – люди живут вместе, когда любят друг друга, а когда не любят,
они не живут вместе – они расходятся. Человек свободен всегда. Это наш закон на вечные
времена.
Тогда Таня решилась посмотреть на мать, сначала осторожно, снизу вверх, повернув
шею, как маленькая птичка, которая, прежде чем сняться с ветки, ищет, нет ли в небе
опасности.
Мать сидела неподвижно, высоко подняв голову. Но лицо ее выражало страдание,
словно кто-то пытал ее долго словами или железом – все равно, но только ужасной пыткой.
«Кто это сделал?» – подумала Таня с болью, внимательно вглядываясь в лицо матери.
А с этого бледного лица смотрели на нее самые прекрасные в мире глаза – глаза ее
матери, до краев наполненные влагой; она блестела на зрачках, и под ресницами, и в углах ее
темных век.
– Не уехать ли нам лучше, Таня? – сказала мать.
Таня схватилась за грудь.
– Мама, – крикнула она с изумлением и с глубокой жалостью, – ты любишь его до сих
пор!
Она обхватила рукою голову матери, горячей щекой прильнула к ее волосам, обдавая их
своим детским дыханием.
– Мама, не слушай меня, не слушай, родная! Я ничего не понимаю больше. Все кружится
передо мной.
И в эту минуту почудилось Тане, что весь мир в самом деле кружится над ее головой. Он
показался ей странным, как тот непонятный шар, о котором поет в своей песне юный Максим:

Крутится, вертится шар голубой,
Крутится, вертится над головой, –

то матовый, словно вечерний туман за окном, то лазоревый и блестящий, как родная
река, освещенная солнцем с утра, как сад и поле, которые она видела во сне.

Крутится, вертится – хочет упасть…

– Мама, не надо уезжать отсюда, – шептала Таня, плача вместе с матерью.

XX

– Бывают разные виды любви, – сказала толстая девочка Женя.
Она сидела в своей комнате с Таней у окна, перед большим аквариумом, наполненным
свежей водой.
Они не враждовали больше. И обе девочки смотрели сквозь стекло и воду на улицу, где
за окном давно уже стояла весна. Но вода и стекло искажали ее. Маленькие плененные рыбки
хвостами раздробляли огромное солнце, вольно плывущее мимо, и на тонких лучах, как на
канатах дивные плясуньи, танцевали над забором пылинки. Старый медник кричал на
перекрестке, стучал по железному рельсу, и Тане казалось, что это он вместе со своим железом
принес в город на плечах весну.
– А ты любила когда-нибудь? – спросила Таня.
– Любила, – ответила Женя, – только это было давно, еще в третьем классе.
– Но как же ты узнала об этом?
– Очень просто. Он просит, бывало: «Женя, покажи мне задачу». А я знаю, что
показывать нельзя. «Не буду», – говорю себе. Но он скажет: «Женя, я больше не буду
дразнить». Ну и покажешь. Ничего с своим сердцем поделать не могла. А теперь прошло.