Page 57 - Дикая собака Динго,или Повесть о первой любви

случилось, что нет у меня ни сестер, ни братьев, что я одна жду сейчас неведомого наказания,
что старуха стара и что в целом доме некому слова сказать? Что всегда одна, что всегда сама?
Кто в этом виноват – не мать ли? Ведь почему-то оставил ее отец и ушел. Почему?»
Таня лежала долго, не зажигая огня, пока устремленный в сумрак взгляд ее не устал и
веки не погасили его.
Таня как будто не дремала, готовая чутко встать на голос матери или на звук ее шагов.
Однако она не услышала их.
Мать потрясла ее за плечо. Таня очнулась. Огонь уже горел, но сон не отошел от нее, и
среди смутных предметов и чувств, окружавших ее во сне, увидела она склоненное над собой
лицо матери. Оно тоже было смутным, точно тень покрывала его, и выражало оно такое же
смутное волнение и недовольство, а взгляд стоял неподвижно на одном месте. И Тане вдруг
показалось, будто рука матери поднимается над ней для удара.
Она вскрикнула и села.
Мать же только хмурилась.

– Зачем ты спишь в одежде? – сказала она. – Встань, ведь я просила тебя этого не делать.
Но не об одежде думала мать – Таня видела это…
– Встань, – повторила мать, – и выпей чаю. Я только что была у директора в школе. Меня
вызывали. Встань же, мне надо с тобой поговорить.
А Таня не шелохнулась, не встала.
Она сидела, уцепившись за край деревянной кровати, и мать опустилась рядом с ней на
постель.
Она чуть прикоснулась к Тане. Но и в этом легком прикосновении она почувствовала все
огорчение матери.
– Как же так все у тебя случилось? – спросила мать.
– Это неправда, – ответила Таня. – Неужели ты поверила?
И голос Тани был приглушен, будто затуманен ее долгим молчанием.
Она сегодня не сказала и двух десятков слов.
– Я не поверила, и никто не поверил, кроме Аристарха Аристарховича. Он требовал
даже, чтобы тебя исключили.
– Почему? – глухо спросила Таня.
– Он смешно говорил об этом, – сказала мать. – «Ибо потому, – говорил он, – что ты
засоряешь детские кадры». Да, он очень смешно говорил об этом, – повторила мать и сама
улыбнулась немного.
А Таня нисколько не улыбнулась.
Мать продолжала.
– Но у тебя много друзей – этому я рада, и Александра Ивановна тебе друг, и директор у
вас добрый и умный человек, хотя он очень сердился на твоего отца.
– Разве и папа был там? – спросила Таня с испугом.
– Да.
Мать прикрыла глаза, лицо ее как будто осунулось за этот вечер.
– Не эта история с газетой огорчает меня, Таня, – сказала она тихо, – но ты: ты ничего
мне не рассказываешь. Я все узнаю стороной: про Колю, про твое странное поведение и
странные желания, за которые дети прозвали тебя дикой собакой динго. А дома ты теперь
всегда молчишь. Неужели ты боишься меня, или не уважаешь, или не любишь? Ответь мне.
Таня повела головой. Ей трудно было говорить.
– Я всегда одна, я всегда сама, – еле слышно сказала Таня. И добавила еще тише: –
Почему отец ушел от нас? Кто виноват в этом, ответь мне.
Теперь мать молчала минуту-две, может быть, больше.
И Таня ни разу не посмотрела ей в лицо: не хватило духу это сделать.