Page 11 - Дни и ночи

сапоги.
Кто-то из бойцов накинул на плечи Сабурова свою шинель.
- Девушке дайте шинель,- сказал Сабуров.- Где она? Она сидела тут же, в нескольких
шагах от него, в уже накинутой кем-то на плечи шинели и, словно забыв о том, что она вся
до нитки промокла, с женской старательностью выжимала свои длинные волосы, накрутив
их на кулаки. Сабуров хотел подойти к ней, но до его плеча дотронулся Масленников.
- Ну?
- Восьми человек нет,- шепотом сообщил Масленников, и на его лице изобразилось
страдание: еще только пристают к берегу, еще не было никакого боя, и вот уже нет восьми
человек.
Баржа пришвартовалась. Теперь были слышны не только артиллерийские разрывы, но
и близкая пулеметная трескотня. Сабурова, еще не знавшего истинного положения вещей в
городе, это поразило. Пулеметы стреляли не дальше как в двух-трех километрах отсюда.
Взволнованные люди спешили скорей перебраться на берег. Сабуров пропускал их
мимо себя. Девушка сошла одной из первых. Когда Сабуров вспомнил о ней, ее уже не было
ни на барже, ни на пристани. Он и Масленников сошли с баржи последними.
IV
К ночи разразилась гроза. В десять часов, когда Сабуров переправлял свою последнюю
роту, все окружающее было похоже на какую-то нарочито мрачную фантастическую
картину. Волга шумела и пенилась; впереди, на фоне ночи, по всему горизонту поднимались
багровые столбы пожара, и где-то поверх, на черном небе, отражаясь в нем, плясали
багровые отсветы. Частые молнии, выхватывая из темноты куски берега, освещали
причудливые изломы обрушившихся домов, вздыбленные к небу крыши, огромные
бензиновые цистерны, смятые как бумажные трубки, сжатые в кулаке. Косой крупный дождь
бил в лицо.
На берегу в страшной темноте трудно было разобраться среди развалин и обломков;
люди находили друг друга на ощупь и по голосу, а кругом все шумела и плескалась
бесконечно падавшая с неба вода.
С последней баржей Сабуров переправил свои походные кухни и повозки с
провиантом. Нечего было и думать приготовить горячую пищу среди этой темноты и хаоса.
Старшины, собравшиеся около повозок, получали сухой паек и в темноте на ощупь
раздавали его людям. Спрятаться от дождя и ветра было почти негде, все было мокро: доски,
навесы, развалины.
Близкая стрельба, которую слышал Сабуров на закате, сейчас почти прекратилась;
иногда только вспыхивали и сразу же гасли очереди. Зато и слева и справа беспрерывно
слышались артиллерийские раскаты, перемежавшиеся с раскатами грома.
Хотя Сабуров понимал, что главная опасность начнется с рассветом, ему все-таки
хотелось, чтобы поскорее начался этот рассвет,- тогда, по крайней мере, можно будет
разобраться и увидеть, где они находятся, что вокруг них и куда им надо двигаться.
Ровно в двенадцать ночи, когда Сабурову удалось наконец разместить свои роты вдоль
ближайших к берегу, превращенных в развалины улиц, когда смертельно усталые люди кто
как заснули или пытались заснуть, связной, пришедший от Бабченко, потребовал комбата к
командиру дивизии.
Штаб дивизии оказался тут же на берегу, в десяти минутах ходьбы от Сабурова. Он
временно помещался под высоким фундаментом здания, построенного вкось на обрыве. Это
была довольно глубокая нора, огороженная врытыми в землю, похожими на колонны
бетонными упорами. Подвал освещался подвешенной на столб лампой "летучая мышь".
Сабуров не разобрал лиц, но по гулу голосов понял, что в подвале много людей.
- Сабуров,- услышал он голос Бабченко.
- Ну что ж, теперь все,- сказал другой голос, показавшийся Сабурову знакомым.
Сабуров вгляделся и увидел, что рядом с Бабченко стоит командир дивизии полковник
Проценко, которого Сабуров хорошо и давно знал, но не видел полтора месяца, с тех пор как