Page 12 - Дни и ночи
P. 12

тот  был  ранен  под  Воронежем  и  отправлен  в  госпиталь.  Проценко  вернулся  в  дивизию
               недавно, перед отправкой на фронт. Сабуров знал об этом, но до сих пор еще не видел его.
               Полковник, относившийся неравнодушно и даже пристрастно к тем, кто с ним давно служил,
               сделал из темноты шаг вперед к "летучей мыши" и, похлопав Сабурова по плечу, спросил:
                     - Ну как, Алексей Иванович? Все живой еще?
                     - Все живой,- ответил Сабуров.
                     Проценко любил называть всех, даже самых маленьких командиров, которых он давно
               знал,  непременно  по  имени-отчеству,  подчеркивая  этим  перед  остальными  свое  старое
               солдатское товарищество с ними, независимо от их званий.
                     -  Живой,-  улыбнулся  Проценко.-  И  я  живой.  Это  хорошо.-  И,  обращаясь  к  кому-то,
               плохо различимому в темноте, сказал: - Старые друзья, товарищ генерал, еще под Москвой
               вместе были...
                     И, сразу перейдя с ласкового тона на строго официальный, переспросив еще раз, все ли
               вызванные им командиры собрались, начал объяснять задачу этой ночи. Надо было за ночь
               сменить остатки дивизии, стоявшей на направлении главного удара немцев. Полк Бабченко
               должен был ночной атакой выбить немцев с окраины заводского поселка, где они сегодня
               днем  ближе  всего  подошли  к  Волге  и  откуда  Сабуров,  очевидно,  и  слышал  близкую
               автоматную стрельбу.
                     Проценко  подробно  и  точно,  как  обычно  он  это  делал,  объяснил  задачу,  ведя
               карандашом по аккуратно сложенной чистенькой карте, и потом, отпустив командиров двух
               полков, которым в эту ночь предстояло только занимать позиции, обратился к Бабченко:
                     - Понимаешь, Филипп Филиппович, что ты сделать должен?
                     - Сделаем,- сказал Бабченко.
                     В  каждый  батальон  я  тебе  дам  присланных  из  армии  командиров,  знающих  город  и
               обстановку. Товарищи командиры! - повернулся Проценко.
                     Из темноты вышли трое командиров: два старших лейтенанта и капитан.
                     -  Будете  в  распоряжении  подполковника.  Обстановка  трудная,-  глядя  в  упор  на
               Бабченко,  сказал  Проценко.-  Очень  трудная...  Бой  ночной  в  незнакомом  городе.  Здесь
               шаблонов не может быть. Чем больше будет драться народу, тем больше путаницы и потерь.
               Неожиданностью и решимостью, а не числом. Вы понимаете, товарищ Бабченко?  - сказал
               Проценко  строго,  словно  предупреждая  этими  словами  возможные  решения  Бабченко,
               которые он предвидел и не одобрял.- Сегодня ночью будете воевать одним батальоном, а два
               должны  быть  у  вас  готовы  к  рассвету  для  поддержки  и  отражения  контратак.  Атаковать
               поручите Сабурову.
                     Оставив Бабченко и обратившись к Сабурову, Проценко продолжал:
                     - А вы тоже должны помнить - ночью не числом, а неожиданностью, как в Воронеже...
               Помните Воронеж?
                     - Так точно.
                     - Хорошо помните?
                     - Так точно.
                     - Ну, тогда все. Держитесь, как в Воронеже, и еще лучше. Вот и все, вся мудрость...
                     Проценко  повернулся  к  человеку,  стоявшему  позади  и  молча  слушавшему  разговор.
               Теперь Сабуров разглядел его. Он был одет в черное кожаное, блестевшее от дождя пальто с
               полевыми генеральскими петлицами. Очевидно, он дал Проценко все указания еще раньше и
               теперь только слушал.
                     -  У  вас  приказаний  не  будет,  товарищ  генерал?  -  спросил  Проценко.Разрешите
               отпустить командиров?
                     - Сейчас,- сказал генерал и подошел ближе к свету.
                     Теперь Сабуров мог разглядеть его. Он был среднего роста, с тяжелой львиной головой,
               смотревшими  исподлобья  тяжелыми  глазами,  с  тяжелым  подбородком  и  с  общим
               выражением  какого-то  особенного  упорства  во  всем  -  в  глазах,  в  наклоненной  голове,  в
               стремительно подавшейся вперед фигуре. Казалось, что он сейчас скажет слова непременно
   7   8   9   10   11   12   13   14   15   16   17