Page 66 - Голова профессора Доуэля

— Нет, танцевать было больно. Но несколько дней я ещё играла в теннис. Это такая
очаровательная игра!
Керн, слушая болтовню Брике, внимательно осматривал ногу и всё более хмурился.
Нога распухла до колена и почернела. Он нажал в нескольких местах.
— О, больно!.. — вскрикнула Брике.
— Лихорадит?
Да, со вчерашнего вечера.
— Так… — Керн вынул сигару и закурил. — Положение очень серьёзное. Вот до чего
доводит непослушание. С кем это вы изволили играть в теннис?
Брике смутилась:
— С одним… знакомым молодым человеком.
— Не расскажете ли вы мне, что вообще произошло с вами с тех пор, как вы убежали
от меня?
— Я была у своей подруги. Она очень удивилась, увидав меня живою. Я сказала ей, что
рана моя оказалась не смертельной и что меня вылечили в больнице.
— Про меня и… головы вы ничего не говорили?
— Разумеется, нет, — убеждённо ответила Брике, — Странно было бы говорить. Меня
сочли бы сумасшедшей.
Керн вздохнул с облегчением. «Всё обошлось лучше, чем я мог предполагать», —
подумал он.
— Но что же с моей ногой, профессор?
— Боюсь, что её придётся отрезать.
Глаза Брике засветились ужасом.
— Отрезать ногу! Мою ногу? Сделать меня калекой?
Керну самому не хотелось уродовать тело, добытое и оживлённое с таким трудом. Да и
эффект демонстрации много потеряет, если придётся показывать калеку. Хорошо было бы
обойтись без ампутации ноги, но едва ли это возможно.
— Может быть, мне можно будет приделать новую ногу?
— Не волнуйтесь, подождём до завтра. Я ещё навещу вас, — сказал Керн и вышел.
На смену ему вновь пришла безмолвная сиделка. Она принесла чашку с бульоном и
гренки. У Брике не было аппетита. Её лихорадило, и она, несмотря на настойчивые
мимические уговаривания сиделки, не смогла съесть больше двух ложек.
— Унесите, я не могу.
Сиделка вышла.
— Надо было измерить сначала температуру, — услышала Брике голос Керна,
доносившийся из другой комнаты. — Неужели вы не знаете таких простых вещей? Я же
говорил вам.
Вновь вошла сиделка и протянула Брике термометр.
Больная безропотно поставила термометр. И когда вынула его и взглянула, он
показывал тридцать девять.
Сиделка записала температуру и уселась возле больной.
Брике, чтобы не видеть тупого и безучастного лица сиделки, повернула голову к стене.
Даже этот незначительный поворот вызвал боль в ноге и внизу живота. Брике глухо
застонала и закрыла глаза. Она подумала о Ларе: «Милый, когда я увижу его?..»
В девять часов вечера лихорадка усилилась, начался бред. Брике казалось, что она
находится в каюте яхты. Волнение усиливается, яхту качает, и от этого в груди поднимается
тошнотворный клубок и подступает к горлу… Ларе бросается на неё и душит. Она
вскрикивает, мечется по кровати… Что-то влажное и холодное прикасается к её лбу и
сердцу. Кошмары исчезают.
Она видит себя на теннисной площадке вместе с Ларе. Сквозь лёгкую заградительную
сетку синеет море. Солнце палит немилосердно, голова болит и кружится. «Если бы не так
болела голова… Это ужасное солнце!.. Я не могу пропустить мяч…» — И она с