Page 67 - Голова профессора Доуэля

напряжением следит за движениями Ларе, поднимающего ракетку для удара.
«Плей!» — кричит Ларе, сверкая зубами на ярком солнце, и, прежде чем она успела
ответить, бросает мяч. «Аут», — громко отвечает Брике, радуясь ошибке Ларе…
— Продолжаете играть в теннис? — слышит она чей-то неприятный голос и открывает
глаза. Перед нею, наклонившись, стоит Керн и держит её за руку. Он считает пульс. Потом
осматривает её ногу и неодобрительно качает головой.
— Который час? — спрашивает Брике, с трудом ворочая языком.
— Второй час ночи. Вот что, милая попрыгунья, вам придётся ампутировать ногу.
— Что это значит?
— Отрезать.
— Когда?
— Сейчас. Медлить больше нельзя ни одного часа, иначе начнётся общее заражение.
Мысли Брике путаются. Она слышит голос Керна как во сне и с трудом понимает его
слова.
— И высоко отрезать? — говорит она почти безучастно.
— Вот так. — Керн быстро проводит ребром ладони внизу живота. От этого жеста у
Брике холодеет живот. Сознание её всё больше проясняется.
— Нет, нет, нет, — с ужасом говорит она. — Я не позволю! Я не хочу!
— Вы хотите умереть? — спокойно спрашивает Керн.
— Нет.
— Тогда выбирайте одно из двух.
— А как же Ларе? Ведь он меня любит… — лепечет Брике. — Я хочу жить и быть
здоровой. А вы хотите отнять всё… Вы страшный, я боюсь вас! Спасите! Спасите меня!..
Она уже вновь бредила, кричала и порывалась встать. Сиделка с трудом удерживала её.
Скоро на помощь был вызван Джон.
Тем временем Керн быстро работал в соседней комнате, приготовляясь к операции.
Ровно в два часа ночи Брике положили на операционный стол. Она пришла в себя и
молча смотрела на Керна так, как смотрят на своего палача приговорённые к смерти.
— Пощадите, — наконец прошептала она. — Спасите…
Маска опустилась на её лицо. Сиделка взялась за пульс. Джон всё плотнее прижимал
маску. Брике потеряла сознание.
Она пришла в себя в кровати. Голова кружилась. Её тошнило. Смутно вспомнила об
операции и, несмотря на страшную слабость, приподняв голову, взглянула на ногу и тихо
простонала. Нога была отрезана выше колена и туго забинтована. Керн сдержал слово: он
сделал всё, чтобы возможно меньше изуродовать тело Брике. Он пошёл на риск и произвёл
ампутацию с таким расчётом, чтобы можно было сделать протез.
Весь день после операции Брике чувствовала себя удовлетворительно, хотя лихорадка
не прекращалась, что очень озабочивало Керна. Он заходил к ней каждый час и осматривал
ногу.
— Что же я теперь буду делать без ноги? — спрашивала его Брике.
— Не беспокойтесь, я вам сделаю новую ногу, лучше прежней, — успокаивал её
Керн. — Танцевать будете. — Но лицо его хмурилось: нога покраснела выше
ампутированного места и опухла.
К вечеру жар усилился. Брике начала метаться, стонать и бредить.
В одиннадцать часов вечера температура поднялась до сорока и шести десятых.
Керн сердито выбранился: ему стало ясно, что началось общее заражение крови. Тогда,
не думая о спасении тела Брике, Керн решил отвоевать у смерти хотя бы часть экспоната.
«Если промыть её кровеносные сосуды антисептическим, а затем физиологическим
раствором и пустить свежую, здоровую кровь, голова будет жить».
И он приказал вновь перенести Брике на операционный стол.
Брике лежала без сознания и не почувствовала, как острый скальпель быстро сделал
надрез на шее, выше красных швов, оставшихся от первой операции. Этот надрез отделял не