Page 29 - История одного города

Все изменилось с этих пор в Глупове. Бригадир, в полном мундире, каждое утро бегал
по лавкам и все тащил, все тащил. Даже Аленка начала походя тащить и вдруг, ни с того ни с
сего, стала требовать, чтоб ее признавали не за ямщичиху, а за поповскую дочь.
Но этого мало: самая природа перестала быть благосклонною к глуповцам. «Новая сия
Иезавель, — говорит об Аленке летописец, — навела на наш город сухость». С самого
вешнего Николы, с той поры, как начала входить вода в межень, и вплоть до Ильина дня не
выпало ни капли дождя. Старожилы не могли запомнить ничего подобного и не без
основания приписывали это явление бригадирскому грехопадению. Небо раскалилось и
целым ливнем зноя обдавало все живущее; в воздухе замечалось словно дрожанье и пахло
гарью; земля трескалась и сделалась тверда, как камень, так что ни сохой, ни даже заступом
взять ее было невозможно; травы и всходы огородных овощей поблекли; рожь отцвела и
выколосилась необыкновенно рано, но была так редка, и зерно было такое тощее, что не
чаяли собрать и семян; яровые совсем не взошли, и засеянные ими поля стояли черные,
словно смоль, удручая взоры обывателей безнадежной наготою; даже лебеды не родилось;
скотина металась, мычала и ржала; не находя в поле пищи, она бежала в город и наполняла
улицы. Людишки словно осунулись и ходили с понурыми головами; одни горшечники
радовались ведру, но и те раскаялись, как скоро убедились, что горшков много, а варева нет.
Однако глуповцы не отчаивались, потому что не могли еще обнять всей глубины
ожидавшего их бедствия. Покуда оставался прошлогодний запас, многие, по легкомыслию,
пили, ели и задавали банкеты, как будто и конца запасу не предвидится. Бригадир ходил в
мундире по городу и строго-настрого приказывал, чтоб людей, имеющих «унылый вид»,
забирали на съезжую и представляли к нему. Дабы ободрить народ, он поручил откупщику
устроить в загородной роще пикник и пустить фейерверк. Пикник сделали, фейерверк
сожгли, «но хлеба через то людишкам не предоставили». Тогда бригадир призвал к себе
«излюбленных» и велел им ободрять народ. Стали «излюбленные» ходить по соседям и ни
одного унывающего не пропустили, чтоб не утешить.
— Мы люди привышные! — говорили одни, — мы претерпеть могим. Ежели нас
теперича всех в кучу сложить и с четырех концов запалить — мы и тогда противного слова
не молвим!
— Это что говорить! — прибавляли другие, — нам терпеть можно! потому мы знаем,
что у нас есть начальники!
— Ты думаешь как? — ободряли третьи, — ты думаешь, начальство-то спит? Нет, брат,
оно одним глазком дремлет, а другим поди уж где видит!
Но когда убрались с сеном, то оказалось, что животы кормить будет нечем; когда
окончилось жнитво, то оказалось, что и людишкам кормиться тоже нечем. Глуповцы
испугались и начали похаживать к бригадиру на двор.
— Так как же, господин бригадир, насчет хлебца-то? похлопочешь? — спрашивали они
его.
— Хлопочу, братики, хлопочу! — отвечал бригадир.
— То-то; уж ты постарайся!
В конце июля полили бесполезные дожди, а в августе людишки начали помирать,
потому что все, что было, приели. Придумывали, какую такую пищу стряпать, от которой
была бы сытость; мешали муку с ржаной резкой, но сытости не было; пробовали, не будет ли
лучше с толченой сосновой корой, но и тут настоящей сытости не добились.
— Хоть и точно, что от этой пищи словно как бы живот наедается, однако, братцы,
надо так сказать: самая это еда пустая! — говорили промеж себя глуповцы.
Базары опустели, продавать было нечего, да и некому, потому что город обезлюдел.
«Кои померли», — говорит летописец, — «кои, обеспамятев, разбежались кто куда». А
бригадир между тем все не прекращал своих беззаконий и купил Аленке новый
драдедамовый платок. Сведавши об этом,
— А ведь это поди ты не ладно, бригадир, делаешь, что с мужней женой уводом
живешь! — говорили они ему, — да и не затем ты сюда от начальства прислан, чтоб мы,