Page 41 - История одного города

Это намерение было очень странное, ибо в заведовании Фердыщенка находился только
городской выгон, который не заключал в себе никаких сокровищ ни на поверхности земли,
ни в недрах оной. В разных местах его валялись, конечно, навозные кучи, но они, даже в
археологическом отношении, ничего примечательного не представляли. "Куда и с какою
целью тут путешествовать?" Все благоразумные люди задавали себе этот вопрос, но
удовлетворительно разрешить не могли. Даже бригадирова экономка — и та пришла в
большое смущение, когда Фердыщенко объявил ей о своем намерении.
— Ну, куда тебя слоняться несет? — говорила она, — на первую кучу наткнешься и
завязнешь! Кинь ты свое озорство, Христа ради!
Но бригадир был непоколебим. Он вообразил себе, что травы сделаются зеленее и
цветы расцветут ярче, как только он выедет на выгон. "Утучнятся поля, прольются
многоводные реки, поплывут суда, процветет скотоводство, объявятся пути сообщения", —
бормотал он про себя и лелеял свой план пуще зеницы ока. "Прост он был, — поясняет
летописец, — так прост, что даже после стольких бедствий простоты своей не оставил".
Очевидно, он копировал в этом случае своего патрона и благодетеля, который тоже был
охотник до разъездов (по краткой описи градоначальникам, Фердыщенко обозначен так:
бывый денщик князя Потемкина) и любил, чтоб его везде чествовали.
План был начертан обширный. Сначала направиться в один угол выгона; потом,
перерезав его площадь поперек, нагрянуть в другой конец; потом очутиться в середине,
потом ехать опять по прямому направлению, а затем уже куда глаза глядят. Везде принимать
поздравления и дары.
— Вы смотрите! — говорил он обывателям, — как только меня завидите, так сейчас в
тазы бейте, а потом зачинайте поздравлять, как будто я и невесть откуда приехал!
— Слушаем, батюшка Петр Петрович! — говорили проученные глуповцы; но про себя
думали: "Господи! того гляди, опять город спалит!"
Выехал он в самый Николин день, сейчас после ранних обеден, и дома сказал, что
будет не скоро. С ним был денщик Василий Черноступ да два инвалидных солдата. Шагом
направился этот поезд в правый угол выгона, но так как расстояние было близкое, то как ни
медлили, а через полчаса поспели. Ожидавшие тут глуповцы, в числе четырех человек,
ударили в тазы, а один потрясал бубном. Потом начали подносить дары: подали тешку
осетровую соленую, да севрюжку провесную среднюю, да кусок ветчины. Вышел бригадир
из брички и стал спорить, что даров мало, "да и дары те не настоящие, а лежалые", и служат
к умалению его чести. Тогда вынули глуповцы еще по полтиннику, и бригадир успокоился.
— Ну, теперь показывайте мне, старички, — сказал он ласково, — каковы у вас есть
достопримечательности?
Стали ходить взад и вперед по выгону, но ничего достопримечательного не нашли,
кроме одной навозной кучи.
— Это в прошлом году, как мы лагерем во время пожара стояли, так в ту пору всякого
скота тут довольно было! — объяснил один из стариков.
— Хорошо бы здесь город поставить, — молвил бригадир, — и назвать его
Домнославом, в честь той стрельчихи, которую вы занапрасно в то время обеспокоили!
И потом прибавил:
— Ну, а в недрах земли как?
— Об этом мы неизвестны, — отвечали глуповцы, — думаем, что много всего должно
быть, однако допытываться боимся, как бы кто не увидал да начальству не пересказал!
— Боитесь?! — усмехнулся бригадир.
Словом сказать, в полчаса, да и то без нужды, весь осмотр кончился. Видит бригадир,
что времени остается много (отбытие с этого пункта было назначено только на другой день),
и начал тужить и корить глуповцев, что нет у них ни мореходства, ни судоходства, ни
горного и монетного промыслов, ни путей сообщения, ни даже статистики — ничего, чем бы
начальниково сердце возвеселить. А главное, нет предприимчивости.
— Вам бы следовало корабли заводить, кофей-сахар развозить, — сказал он, — а вы