Page 9 - Капитанская дочка

и велел Савельичу дать ему полтину на водку. Савельич нахмурился. «Полтину на водку! –
сказал он, – за что это? За то, что ты же изволил подвезти его к постоялому двору? Воля
твоя, сударь: нет у нас лишних полтин. Всякому давать на водку, так самому скоро придется
голодать». Я не мог спорить с Савельичем. Деньги, по моему обещанию, находились в
полном его распоряжении. Мне было досадно, однако ж, что не мог отблагодарить человека,
выручившего меня если не из беды, то по крайней мере из очень неприятного положения.
«Хорошо, – сказал я хладнокровно, – если не хочешь дать полтину, то вынь ему что-нибудь
из моего платья. Он одет слишком легко. Дай ему мой заячий тулуп».
– Помилуй, батюшка Петр Андреич! – сказал Савельич. – Зачем ему твой заячий тулуп?
Он его пропьет, собака, в первом кабаке.
– Это, старинушка, уж не твоя печаль, – сказал мой бродяга, – пропью ли я, или нет.
Его благородие мне жалует шубу со своего плеча: его на то барская воля, а твое холопье дело
не спорить и слушаться.
– Бога ты не боишься, разбойник! – отвечал ему Савельич сердитым голосом. – Ты
видишь, что дитя еще не смыслит, а ты и рад его обобрать, простоты его ради. Зачем тебе
барский тулупчик? Ты и не напялишь его на свои окаянные плечища.
– Прошу не умничать, – сказал я своему дядьке, – сейчас неси сюда тулуп.
– Господи владыко! – простонал мой Савельич. – Заячий тулуп почти новешенький! и
добро бы кому, а то пьянице оголелому!
Однако заячий тулуп явился. Мужичок тут же стал его примеривать. В самом деле,
тулуп, из которого успел и я вырасти, был немножко для него узок. Однако он кое-как
умудрился и надел его, распоров по швам. Савельич чуть не завыл, услышав, как нитки
затрещали. Бродяга был чрезвычайно доволен моим подарком. Он проводил меня до кибитки
и сказал с низким поклоном: «Спасибо, ваше благородие! Награди вас господь за вашу
добродетель. Век не забуду ваших милостей». – Он пошел в свою сторону, а я отправился
далее, не обращая внимания на досаду Савельича, и скоро позабыл о вчерашней вьюге, о
своем вожатом и о заячьем тулупе.
Приехав в Оренбург, я прямо явился к генералу. Я увидел мужчину росту высокого, но
уже сгорбленного старостию. Длинные волосы его были совсем белы. Старый полинялый

мундир напоминал воина времен Анны Иоанновны, 22 а в его речи сильно отзывался
немецкий выговор. Я подал ему письмо от батюшки. При имени его он взглянул на меня
быстро: «Поже мой! – сказал он. – Тавно ли, кажется, Андрей Петрович был еше твоих лет, а
теперь вот уш какой у него молотец! Ах, фремя, фремя!» Он распечатал письмо и стал читать
его вполголоса, делая свои замечания. «Милостивый государь Андрей Карлович, надеюсь,
что ваше превосходительство»… Это что за серемонии? Фуй, как ему не софестно! Конечно:
дисциплина перво дело, но так ли пишут к старому камрад?.. «ваше превосходительство не
забыло»… гм… «и… когда… покойным фельдмаршалом Мин… походе… также и…
Каролинку»… Эхе, брудер! так он еше помнит стары наши проказ? «Теперь о деле… К вам
моего повесу»… гм… «держать в ежовых рукавицах»… Что такое ешовы рукавиц? Это,
должно быть, русска поговорк… Что такое «дершать в ешовых рукавицах»?» – повторил он,
обращаясь ко мне.
– Это значит, – отвечал я ему с видом как можно более невинным, – обходиться
ласково, не слишком строго, давать побольше воли, держать в ежовых рукавицах.
«Гм, понимаю… „и не давать ему воли“ – нет, видно, ешовы рукавицы значит не то…
„При сем… его паспорт“… Где ж он? А, вот… „отписать в Семеновский“… Хорошо,
хорошо: все будет сделано… „Позволишь без чинов обнять себя и… старым товарищем и
другом“ – а! наконец догадался… и прочая и прочая… Ну, батюшка, – сказал он, прочитав
письмо и отложив в сторону мой паспорт, – все будет сделано: ты будешь офицером
переведен в *** полк, и чтоб тебе времени не терять, то завтра же поезжай в Белогорскую

22 Анна Иоанновна (1693–1740) – русская царица.