Page 93 - Лабиринт
P. 93
— Отойди, пацан!
— Пацан, отойди!
Толик на гранаты загляделся. Вспомнил, что про них отец ему говорил. Гранаты, мол
не ломают, не режут, а давят. Чтоб сок там, внутри, из ягодок вышел. А потом дырочку
провертишь — и пей. Это отец Толику на базаре говорил — они вместе тогда ходили,
втроем, с мамой. Но гранат не купили. Так и не попробовал Толик этого странного фрукта с
взрывчатым названием. А сейчас снова увидел его.
Гранатами торговал толстый азиат в халате. Халат был зеленый, в темную полоску, и от
этого круглый азиат походил на крыжовник. Голова у азиата напоминала желтую дыню, а на
голове была тюбетейка с вышитыми грушами. Толик усмехнулся. Прямо весь фруктовый
какой-то человек. Продавец заметил Толикину усмешку, замахал толстенькими ручками, как
все торговки:
— Проходы, малчык, проходы!
«Во народ, — со злостью подумал Толик. — Всего боятся! В каждом мальчишке им вор
кажется. Да сейчас уж воров-то нет». Ни одного за свою жизнь не видел Толик — только в
книгах про них читал. И не слышал никогда, чтобы у кого-нибудь что-то украли. А нет, все
равно боятся. По привычке боятся. Как дрожит за свои деньги баба Шура, так и эти дрожат
за свои помидоры, за свои гранаты. Потому что свое, личное, частное. Не ворует никто, а они
боятся. И всегда будут бояться. Потому что порода у них такая — торговать, наживаться, за
свои денежки трястись.
Разозлившись, Толик пошел с базара. Но у самого выхода остановился улыбаясь. Перед
ним стоял огромный сетчатый ларь, до отвала набитый арбузами.
Люди свободно подходили к ларю, выбирали тяжелые зеленые мячи, а потом
становились в очередь. За красными, будто пожарными, весами стоял бородатый продавец.
Толик взглянул на него — и глазам не поверил. Но факт оставался фактом, арбузами
торговал тот веселый почтарь — сразу и бородатый и лысый. Бородач бережно принимал от
покупателя арбуз, сжимал его обеими руками, а сам прислушивался, словно доктор. Словно
хотел узнать, что у него там, внутри.
Толик засмеялся. В прошлый раз бородач слушал, как шуршат письма, и это
понравилось тогда Толику. Сейчас он слушал, как пищит толстый арбуз, и это тоже
нравилось Толику. Хороший он все-таки, этот парень! Злой не может слушать, как шуршат
письма и как пищит арбуз. И хоть в прошлый раз бородач притащил его к Изольде Павловне,
Толик не обижался. Во всем виновата Женька. Не будь ее, они бы договорились, поэтому
Толик нисколько не злился на почтаря, который переделался в арбузника.
Улыбаясь, Толик подошел к ларю. За проволочной сеткой торжественно светились
толстокожие шары. Бока у них блестели, и в каждом боку отражалось курносое лицо Толика.
Он протянул вперед руки, взял тугобокий, тяжелый кругляш, покачал его перед собой и
хотел положить обратно, как вдруг вспомнил про Темку: его же надо кормить.
«А что? — подумал Толик, слыша, как раскачивается, будто маятник, сердце. — Ведь
такой арбуз целый день можно есть». Вот он возьмет сейчас этот шар, а потом, когда все
кончится, попросит у отца денег и принесет их лысому бородачу: извинится, скажет все как
было. А сейчас…
Со стороны он, наверное, походил на вареного рака, самое малое, если не на красные,
будто пожарные, весы бородача. Стыд давил, топтал, издевался над Толиком. «Ничего
себе, — бормотал он, — порядочный человек». Только что думал про воров. Говорил сам
себе, будто их давно нет. Вывелись. Только из книжек он про них и знает. Ну еще тогда —
цветы. Но они не в счет. Их все-таки дал сторож за ту смешную и горячую плату. И вот! Вот
он воровал. Сам! Собственными руками.
Стыдясь и ругая себя в душе, Толик тащил арбуз к выходу. Он миновал ворота и на
ходу поддернул к подбородку тяжелый шарф. Арбуз блестел, словно автомобильная фара.
Толик мельком обернулся — и замер. Сзади стояли веселый бородач в шляпе с пером, а
рядом с ним милиционер.