Page 143 - Ленька Пантелеев

на цыпочках, надрывая голос, фальшивя, торопясь и обгоняя других, кричал:
С Интег-на-цио-на-а-лом
Воспгя-нет год людской...
В тот же вечер комсомольцы ушли. Ночью Ленька стоял с тяжеленной винтовкой у
дверей упродкома. Он думал о Юрке. И сердце у него замирало и ёкало.
Восстание было подавлено. Вилочники бежали в леса...
С духовым оркестром и с песнями возвращались в город его отважные защитники. Но
среди возвратившихся комсомольцев не было Юрки.
Ленька искал его, бегал по городу, даже шапку потерял в суете, но Юрки он не нашел.
Дней через пять хоронили погибших бойцов.
На той же площади, у жиденькой дощатой трибуны, стояли подводы с гробами. Их было
много, этих наспех сколоченных темно-бурых гробов, усыпанных елочными ветками. Леньке
вспомнился Ярославль, госпиталь на Борисоглебском шоссе, неожиданная встреча с
Кривцовым...
Он поборол в себе страх и еще раз пошел искать Юрку. Вместе с ним разыскивали своих
мужей, сыновей и братьев несколько женщин. Женщины подняли крышку первого гроба.
Ленька заглянул туда и отшатнулся. Вместо мертвого человека, покойника, он увидел груду
посиневших человеческих ног, рук и отдельных пальцев.
Он убежал с площади и уже не возвращался туда. Он сидел в комитете комсомола на
кухне, у жарко нагретого кипяточного бака и плакал навзрыд, не стесняясь, не сдерживая слез
и не видя перед собой ничего, кроме маленького скрюченного пальца. Почему-то он решил,
что этот палец, - именно Юркин палец, и мысль о том, что это все, что осталось от его друга, не
давала ему успокоиться. Он плакал, как никогда в жизни не плакал.
Пришла Маруся. Она утешала его, стыдила, - он не понимал, о чем она говорит, и не
чувствовал стыда.
- Уйди! - кричал он. - Отстань! Дура!
Только к вечеру товарищам удалось успокоить его, покормить, раздеть и уложить спать.
...Со смертью Юрки Ленька опять - уже в третий раз - почувствовал себя сиротой. Он
заскучал. Захандрил. Даже перестал ходить в школу.
Еще в начале зимы, по совету Юрки, он отправил в Петроград два письма: одно - матери,
другое - в адресный стол с просьбой разыскать мать.
Ни на то, ни на другое письмо ответ не пришел.
Он писал няньке, писал Василию Федоровичу Кривцову в деревню Чельцово. Ответа не
было.
А в воздухе уже пахло весной.
И вот Ленька надумал еще раз сделать попытку добраться до Питера.
Он знал, что его не отпустят, во всяком случае будут советовать ждать навигации,
поэтому он решил уйти потихоньку.
В самом начале апреля он ушел из комитета. Он ничего не взял с собой, кроме письма
матери и тех вещей, которые ему подарили за зиму комсомольцы. Уходя, он оставил письмо
на имя Маруси. Он благодарил ее и других товарищей за все, что они для него сделали, и
обещал вернуться, когда найдет мать. Через много лет из какого-то случайного обрывка
газеты он узнал, что в конце 1920 года Маруся и еще две комсомолки-политработницы,
которых он знал, погибли, замученные в белогвардейском плену.
ГЛАВА IX
Добраться до Петрограда Леньке и на этот раз не удалось.
Навигация еще не открылась, пароходы по Каме не ходили, и ему предстояло идти
пешком несколько десятков верст до города Бугульмы. Оттуда он собирался ехать по
железной дороге.
Он шел налегке, денег, чтобы прокормиться, было у него достаточно; иногда он даже
позволял себе роскошь и за несколько тысяч рублей присаживался на подводу к
какому-нибудь проезжему крестьянину. Но потом ему показалось, что платить за такое