Page 164 - Ленька Пантелеев
P. 164
- Ну, до свиданья, - сказал Ленька.
- Придешь ко мне?
- Приду.
- Адрес помнишь?
- А вы что - разве еще на старой квартире живете?
- Да, на Екатерингофском, угол Крюкова... Имеем одну роскошную полутемную комнату
в четыре квадратных сажени...
Волков привстал и протянул Леньке руку. Хмель как будто оставил его или он перестал
притворяться.
- Заходи, Леша, правда, - сказал он, заглядывая Леньке в глаза. - Мама очень рада будет.
И я тоже. Честное слово!..
- Ладно, - сказал Ленька, напяливая кепку и направляясь к дверям.
- Так я тебя жду, Леша! Не забудь!..
- Ладно, жди, - сказал Ленька, не оглядываясь.
"Черт... аристократ... гадина", - думал он, выходя на улицу. Он был уверен и давал себе
клятву, что никогда больше не встретится с этим человеком.
...На улице уже темнело. Накрапывал дождь. На Международном реденькой цепочкой
зажигались неяркие фонари. Расхлябанный трамвай, сбегая с Обуховского моста, высекал под
своей дугой фиолетовую искру.
И тут, очутившись под дождем на улице, Ленька вдруг вспомнил все, что случилось с
ним в этот день, и на душе его стало муторно. Он почувствовал себя маленьким, ему
захотелось поскорей к маме. Как хорошо, что она существует на свете! Забиться ей под
крылышко, положить голову ей на грудь, ни о чем не думать, ни о чем не заботиться...
Впереди по тротуару шли две девушки, лет по шестнадцати, плохо одетые. Девушки о
чем-то оживленно спорили. Обгоняя их, Ленька услышал, как одна из них запальчиво сказала
другой:
- Ошибаешься, милочка, Энгельс вовсе не с таких вульгарных позиций критиковал
моногамию.
Леньке почему-то стало завидно и грустно. Незнакомое слово "моногамия" показалось
ему каким-то необыкновенно возвышенным, волнующим, далеким от всего того, чем он жил
последнее время. Ему вдруг захотелось учиться, читать, узнавать новое. Захотелось просто
делать то, что делают все ребята его возраста: сидеть в классе, выходить к доске, учить уроки,
получать отметки...
"Пойду в школу, - решил он. - Не вышло с работой - плевать. Значит, не судьба.
Поработать еще успею. Мне ведь еще нет четырнадцати лет..."
Эта мысль немножко подбодрила его. Он зашагал веселее. Но когда, поднимаясь по
черной лестнице, он увидел в мусорном ящике разбитую молочную бутылку, он опять
вспомнил все, что случилось с ним сегодня на Горсткиной улице.
"Может быть, Краузе уже разыскал меня и сидит у мамы? - подумал он. Нет, не может
быть... Ведь он даже не записал моего адреса..."
Но все-таки он чувствовал себя очень неважно, когда, дернув шишечку звонка, услышал,
как задребезжал на кухне колокольчик.
Дверь ему открыла тетка.
- Ты что ж это так поздно, работничек? - спросила она строго.
- Почему поздно? - уныло огрызнулся Ленька. - Обыкновенно... кок всегда... работали...
Мама дома?
- Дома, - ответила тетка. И почему-то с улыбкой (и с улыбкой зловещей, как показалось
Леньке) добавила:
- У нее гости.
...В коридоре на вешалке висела потрепанная кожаная тужурка. Ленька с удивлением
осмотрел и даже пощупал ее. Ни у кого из домашних такой тужурки не было.
Он приоткрыл дверь и осторожно заглянул в комнату. За круглым чайным столом под