Page 33 - Ленька Пантелеев

- Да? Глупости? Ты думаешь - глупости?
И, приподнявшись над подушкой, всхлипывая, глотая слезы, он рассказал матери все.
Терпеливо выслушав его, Александра Сергеевна грустно усмехнулась и покачала
головой.
- Боже мой!.. И откуда у этого ребенка столько фантазии?
Потом подумала минутку, нахмурилась и сказала:
- Я не знала, что Стеша - большевичка. Но это, мой дорогой, вовсе не значит, что она
шпионка.
- Как не значит? Ведь большевики - шпионы?
Александра Сергеевна еще раз поцеловала сына.
- Дурашка ты мой! Это только так говорят...
- Как "только говорят"?
- Ну... ты этого еще не поймешь. Вырастешь - тогда узнаешь.
В голове у Леньки стучало, как будто туда повесили тяжелый железный маятник. Что же
это такое? Что значит "только говорят"? Значит, взрослые врут? Значит, инженер Волков
наврал, когда говорил, что большевики - шпионы? Значит, и все его гости - эти почтенные,
богатые, интеллигентные люди - тоже вруны и обманщики?!
Перед глазами у него все поплыло; замелькали, как бабочки, золотистые цветы на
розовых обоях, потом эти бабочки стали темнеть, стали черными, стали расти, стали махать
крыльями... Он почувствовал, как на лоб ему легла холодная рука матери, и услыхал ее
громкий испуганный голос:
- Лешенька! Сынок! Что с тобой? У тебя жар! Ты весь горишь!..
Ленька хотел сказать: "Да, горю". Но губы его не разжимались. Плечи и горло сводило
судорогой. В голове стучали железные молотки.
- Стеша! Стеша! Скорей! Принесите градусник! Он в детской, в комоде, во втором
ящике...
Это были последние слова, которые услышал Ленька.
ГЛАВА III
Он проболел сорок восемь дней. Три недели из них он пролежал в бреду, без сознания, в
борьбе между жизнью и смертью. А это были как раз те великие дни, которые потрясли мир и
перевернули его, как землетрясение переворачивает горы.
Это был октябрь семнадцатого года.
Ленька лежал с температурой 39,9 в тот день, когда крейсер "Аврора" вошел в Неву и
бросил якоря у Николаевского моста.
В Смольный прибыл Ленин.
Красная гвардия занимала вокзалы, телеграф, государственный банк.
Зимний дворец, цитадель буржуазного правительства, осаждали революционные войска
и рабочие.
А маленький мальчик, разметав подушки и простыни, стонал и задыхался в постели,
отгороженной от остальной комнаты и от всего внешнего мира шелковой японской ширмой.
Он ничего не видел и не слышал. Но когда помутненное сознание ненадолго
возвращалось к нему, начинались бред и кошмары. Безотчетный страх нападал в эти минуты
на мальчика. Кто-то преследовал его, от чего-то нужно было спасаться, что-то страшное,
большеглазое, чернобородое, похожее на Волкова-отца, надвигалось на него. И одно спасение
было, один выход из этого ужаса - нужно было связать из шерстяных ниток красный крест.
Ему казалось, что это так просто и так легко - связать крючком, каким вяжут варежки и чулки,
красный крест, сделав его полым, в виде мешка, вроде тех, что напяливают на чайники и
кофейники...
Иногда ночью он открывал воспаленные глаза, видел над собой похудевшее лицо матери
и, облизав пересохшие губы, шептал:
- Мамочка... миленькая... свяжи мне красный крест!..
Уронив голову ему на грудь, мать тихо плакала. И он не понимал, чего она плачет и