Page 87 - Не стреляйте в белых лебедей

просили купить, пересчитал деньги, полюбовался грамотой и поехал в зоопарк.
Там долго ничего понять не могли. Пришлось до главного дойти, да и тот удивился:
— Каких лебедей? Мы не торгующая организация.
— Я бы и сам словил, да где? Говорю же, Черное у нас озеро. А было Лебяжье.
Министр говорит: почин, мол, полушкинский, мой, значит. А раз почин мой, так мне и
начинать.
— Так я же вам объясняю…
— И я вам объясняю: где взять-то? А у вас их полон пруд. Хоть в долг дайте, хоть за
деньги.
Егор говорил и сам удивлялся: сроду он так с начальниками не разговаривал. А тут и
слова нашлись и смелость — свободу он в душе своей чувствовал.
Весь день спорили. К какому-то начальству ездили, какие-то бумажки писали.
Столковались, наконец, и выделили Егору две пары шипунов; избили и исщипали они Егора
до крови, пока он их в клетку запихивал. Потом на вокзал кинулся, а там тоже морока. И там
упрашивал, и там бумажки писали, и там уговорил. В багажном нагоне при
сопровождающем.
Полтора дня метался да хлопотал, а про ГУМ с ЦУМом только у поезда и вспомнил. Да
и то зря: денег на ГУМы не осталось, все в лебедей пошло. Купил Егор прямо на вокзале что
под руку попалось, залез в багажный вагой, пожевал булки с колбасой, а тут и поехали. И
лебеди закликали в клетках, зашумели. А Егор лег на ящик, укрылся пиджаком и заснул.
И приснились ему слоны…

21

— Нелюдь заморская заклятье мое сиротское господи спаси и помилуй бедоносец
чертов!..
Егор стоял перед Харитиной, виновато склонив голову. В больших ящиках по-
змеиному шипели лебеди.
— У людей мужики так уж добытчики так уж дом у них чаша полная так уж жены у
них как лебедушки!
— Крылья им подрезать велели, — вдруг встрепенулся Егор. — Чтоб на юг не утекли.
Заплакала Харитина. От стыда, от обиды, от бессилия. Егор за ножницами побежал —
крылья резать. А Федор Ипатыч в доме своем со смеху покатывался:
— Ну, бедоносец чертов! Ну, бестолочь! Ну, экземпляр!
Все над Егором потешались: надо же, заместо ГУМов с ЦУМами лебедей приволок! В
долги влез, людей обманул, жену обидел. Одно слово — бедоносец.
Только Яков Прокопыч не смеялся. Серьезно одобрил:
— Привлекательность для туризма.
А Кольке было не до смеху. Пока тятька его в Москве слонами любовался, дяденьку
Федора Ипатыча уж трижды к следователю вызывали. Федор Ипатыч по этому случаю
Кодекс купил, наизусть выучил и так сказал:
— Видать, дом отберут, Марья. К тому клонится.
Марьица в голос взвыла, а Вовка затрясся и щенка побежал топить. Еле-еле Колька
умолил его, да и то временно:
— Коли выселят — назло утоплю!
Сказал — как отрезал. И сомнения не осталось: утопит. А тут еще Оля Кузина
заважничала чего-то, дружить с ними перестала. Все с девчонками вертелась, какие
постарше, и на Кольку напраслину наговаривала. Будто он за нею бегает.
А Егор на другой день к озеру подался. Домики лебедям построил, а тогда и лебедей
выпустил. Они сперва покричали, крыльями подрезанными похлопали, подрались даже, а
потом успокоились, домики поделили и зажили двумя семействами в добром соседстве.