Page 6 - Повести Белкина
P. 6

пощечину. Мы бросились к саблям; дамы попадали в обморок; нас растащили, и в ту же ночь
               поехали мы драться.
                     Это было на рассвете. Я стоял на назначенном месте с моими тремя секундантами. С
               неизъяснимым нетерпением ожидал я моего противника. Весеннее солнце взошло, и жар уже
               наспевал.  Я  увидел  его  издали.  Он  шел  пешком,  с  мундиром  на  сабле,  сопровождаемый
               одним  секундантом.  Мы  пошли  к  нему  навстречу.  Он  приближался,  держа  фуражку,
               наполненную черешнями. Секунданты отмерили нам двенадцать шагов. Мне должно было
               стрелять  первому,  но  волнение  злобы  во  мне  было  столь  сильно,  что  я  не  понадеялся  на
               верность руки и, чтобы дать себе время остыть, уступал ему первый выстрел: противник мой
               не соглашался. Положили бросить жребий: первый нумер достался ему, вечному любимцу
               счастия.  Он  прицелился  и  прострелил  мне  фуражку.  Очередь  была  за  мною.  Жизнь  его
               наконец  была  в  моих руках;  я  глядел  на него  жадно,  стараясь  уловить хотя  бы  одну  тень
               беспокойства…  Он  стоял  под  пистолетом,  выбирая  из  фуражки  спелые  черешни  и
               выплевывая  косточки,  которые  долетали  до  меня.  Его  равнодушие  взбесило  меня.  Что
               пользы мне, подумал я, лишить его жизни, когда он ею вовсе не дорожит? Злобная мысль
               мелькнула в уме моем. Я опустил пистолет. «Вам, кажется, теперь не до смерти, – сказал я
               ему, –  вы  изволите  завтракать;  мне  не  хочется  вам  помешать». –  «Вы  ничуть  не  мешаете
               мне, –  возразил  он, –  извольте  себе  стрелять,  а  впрочем,  как  вам  угодно;  выстрел  ваш
               остается за вами; я всегда готов к вашим услугам». Я обратился к секундантам, объявив, что
               нынче стрелять не намерен, и поединок тем и кончился.
                     Я вышел в отставку и удалился в это местечко. С тех пор не прошло ни одного дня,
               чтобы я не думал о мщении. Ныне час мой настал…
                     Сильвио  вынул  из  кармана  утром  полученное  письмо  и  дал  мне  его  читать.  Кто-то
               (казалось,  его  поверенный  по  делам)  писал  ему  из  Москвы,  что  известная  особа    скоро
               должна вступить в законный брак с молодой и прекрасной девушкой.
                     – Вы  догадываетесь, –  сказал  Сильвио, –  кто  эта  известная  особа.    Еду  в  Москву.
               Посмотрим, так ли равнодушно примет он смерть перед своей свадьбой, как некогда ждал ее
               за черешнями!
                     При  сих  словах  Сильвио  встал,  бросил  об  пол  свою  фуражку  и  стал  ходить  взад  и
               вперед  по  комнате,  как  тигр  по  своей  клетке.  Я  слушал  его  неподвижно;  странные,
               противуположные чувства волновали меня.
                     Слуга  вошел  и  объявил,  что  лошади  готовы.  Сильвио  крепко  сжал  мне  руку;  мы
               поцеловались. Он сел в тележку, где лежали два чемодана, один с пистолетами, другой с его
               пожитками. Мы простились еще раз, и лошади поскакали.

                                                               II

                     Прошло  несколько  лет,  и  домашние  обстоятельства  принудили  меня  поселиться  в
               бедной деревеньке Н** уезда. Занимаясь хозяйством, я не переставал тихонько воздыхать о
               прежней моей шумной и беззаботной жизни. Всего труднее было мне привыкнуть проводить
               осенние и зимние вечера в совершенном уединении. До обеда кое-как еще дотягивал я время,
               толкуя  со  старостой,  разъезжая  по  работам  или  обходя  новые  заведения;  но  коль  скоро
               начинало  смеркаться,  я  совершенно  не  знал  куда  деваться.  Малое  число  книг,  найденных
               мною  под  шкафами  и в  кладовой,  были  вытвержены  мною  наизусть.  Все  сказки,  которые
               только могла запомнить ключница Кириловна, были мне пересказаны; песни баб наводили
               на  меня  тоску.  Принялся  я  было  за  неподслащенную  наливку,  но  от  нее  болела  у  меня
               голова;  да  признаюсь,  побоялся  я  сделаться  пьяницею  с  горя,       т. е.  самым  горьким
               пьяницею, чему примеров множество видел я в нашем уезде.
                     Близких  соседей  около  меня  не  было,  кроме  двух  или  трех  горьких,    коих  беседа
               состояла большею частию в икоте и воздыханиях. Уединение было сноснее.
                     В  четырех  верстах  от  меня  находилось  богатое  поместье,  принадлежащее  графине
               Б***; но в нем жил только управитель, а графиня посетила свое поместье только однажды, в
   1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11