Page 8 - Повести Белкина

– Сильвио, ваше сиятельство.
– Сильвио! – вскричал граф, вскочив со своего места; – вы знали Сильвио?
– Как не знать, ваше сиятельство; мы были с ним приятели; он в нашем полку принят
был как свой брат товарищ; да вот уж лет пять, как об нем не имею никакого известия. Так и
ваше сиятельство, стало быть, знали его?
– Знал, очень знал. Не рассказывал ли он вам… но нет; не думаю; не рассказывал ли он
вам одного очень странного происшествия?
– Не пощечина ли, ваше сиятельство, полученная им на бале от какого-то повесы?
– А сказывал он вам имя этого повесы?
– Нет, ваше сиятельство, не сказывал… Ах! ваше сиятельство, – продолжал я,
догадываясь об истине, – извините… я не знал… уж не вы ли?..
– Я сам, – отвечал граф с видом чрезвычайно расстроенным, – а простреленная картина
есть памятник последней нашей встречи…
– Ах, милый мой, – сказала графиня, – ради бога не рассказывай; мне страшно будет
слушать.
– Нет, – возразил граф, – я все расскажу; он знает, как я обидел его друга: пусть же
узнает, как Сильвио мне отомстил.
Граф подвинул мне кресла, и я с живейшим любопытством услышал следующий
рассказ.
4
«Пять лет тому назад я женился. Первый месяц, the honey-moon, провел я здесь, в этой
деревне. Этому дому обязан я лучшими минутами жизни и одним из самых тяжелых
воспоминаний.
Однажды вечером ездили мы вместе верхом; лошадь у жены что-то заупрямилась; она
испугалась, отдала мне поводья и пошла пешком домой; я поехал вперед. На дворе увидел я
дорожную телегу; мне сказали, что у меня в кабинете сидит человек, не хотевший объявить
своего имени, но сказавший просто, что ему до меня есть дело. Я вошел в эту комнату и
увидел в темноте человека, запыленного и обросшего бородой; он стоял здесь у камина. Я
подошел к нему, стараясь припомнить его черты. «Ты не узнал меня, граф?» – сказал он
дрожащим голосом. «Сильвио!» – закричал я, и признаюсь, я почувствовал, как волоса стали
вдруг на мне дыбом. «Так точно, – продолжал он, – выстрел за мною; я приехал разрядить
мой пистолет; готов ли ты?» Пистолет у него торчал из бокового кармана. Я отмерил
двенадцать шагов и стал там в углу, прося его выстрелить скорее, пока жена не воротилась.
Он медлил – он спросил огня. Подали свечи. Я запер двери, не велел никому входить и снова
просил его выстрелить. Он вынул пистолет и прицелился… Я считал секунды… я думал о
ней… Ужасная прошла минута! Сильвио опустил руку. «Жалею, – сказал он, – что пистолет
заряжен не черешневыми косточками… пуля тяжела. Мне все кажется, что у нас не дуэль, а
убийство: я не привык целить в безоружного. Начнем сызнова; кинем жребий, кому стрелять
первому». Голова моя шла кругом… Кажется, я не соглашался… Наконец мы зарядили еще
пистолет; свернули два билета; он положил их в фуражку, некогда мною простреленную; я
вынул опять первый нумер. «Ты, граф, дьявольски счастлив», – сказал он с усмешкою,
которой никогда не забуду. Не понимаю, что со мною было и каким образом мог он меня к
тому принудить… но – я выстрелил, и попал вот в эту картину. (Граф указывал пальцем на
простреленную картину; лицо его горело как огонь; графиня была бледнее своего платка: я
не мог воздержаться от восклицания.)
Я выстрелил, – продолжал граф, – и, слава богу, дал промах; тогда Сильвио… (в эту
минуту он был, право, ужасен) Сильвио стал в меня прицеливаться. Вдруг двери отворились,
Маша вбегает и с визгом кидается мне на шею. Ее присутствие возвратило мне всю
бодрость. «Милая, – сказал я ей, – разве ты не видишь, что мы шутим? Как же ты
перепугалась! Поди, выпей стакан воды и приди к нам; я представлю тебе старинного друга

4 медовый месяц (англ.)