Page 113 - Детство. Отрочество. После бала
P. 113
жесткая, нехорошая музыка.
«Что это такое?» – подумал я и по проезженной посередине поля, скользкой дороге
пошел по направлению звуков. Пройдя шагов сто, я из-за тумана стал различать много
черных людей. Очевидно, солдаты. «Верно, ученье», – подумал я и вместе с кузнецом в
засаленном полушубке и фартуке, несшим что-то и шедшим передо мной, подошел ближе.
Солдаты в черных мундирах стояли двумя рядами друг против друга, держа ружья к ноге, и
не двигались. Позади их стояли барабанщик и флейтщик и не переставая повторяли всё ту же
неприятную, визгливую мелодию.
– Что это они делают? – спросил я у кузнеца, остановившегося рядом со мною.
– Татарина гоняют за побег, – сердито сказал кузнец, взглядывая в дальний конец
рядов.
Я стал смотреть туда же и увидал посреди рядов что-то страшное, приближающееся ко
мне. Приближающееся ко мне был оголенный по пояс человек, привязанный к ружьям двух
солдат, которые вели его. Рядом с ним шел высокий военный в шинели и фуражке, фигура
которого показалась мне знакомой. Дергаясь всем телом, шлепая ногами по талому снегу,
наказываемый, под сыпавшимися с обеих сторон на него ударами, подвигался ко мне, то
опрокидываясь назад – и тогда унтер-офицеры, ведшие его за ружья, толкали его вперед, то
падая наперед – и тогда унтер-офицеры, удерживая его от падения, тянули его назад. И не
отставая от него, шел твердой, подрагивающей походкой высокий военный. Это был ее отец,
с своим румяным лицом и белыми усами и бакенбардами.
При каждом ударе наказываемый, как бы удивляясь, поворачивал сморщенное от
страдания лицо в ту сторону, с которой падал удар, и, оскаливая белые зубы, повторял
какие-то одни и те же слова. Только когда он был совсем близко, я расслышал эти слова. Он
не говорил, а всхлипывал: «Братцы, помилосердуйте. Братцы, помилосердуйте». Но братцы
не милосердовали, и, когда шествие совсем поравнялось со мною, я видел, как стоявший
против меня солдат решительно выступил шаг вперед и, со свистом взмахнув палкой, сильно
шлепнул ею по спине татарина. Татарин дернулся вперед, но унтер-офицеры удержали его, и
такой же удар упал на него с другой стороны, и опять с этой, и опять с той. Полковник шел
подле и, поглядывая то себе под ноги, то на наказываемого, втягивал в себя воздух, раздувая
щеки, и медленно выпускал его через оттопыренную губу. Когда шествие миновало то место,
где я стоял, я мельком увидал между рядов спину наказываемого. Это было что-то такое
пестрое, мокрое, красное, неестественное, что я не поверил, чтобы это было тело человека.
– О Господи, – проговорил подле меня кузнец.
Шествие стало удаляться, все так же падали с двух сторон удары на спотыкающегося,
корчившегося человека, и все так же били барабаны и свистела флейта, и все так же твердым
шагом двигалась высокая, статная фигура полковника рядом с наказываемым. Вдруг
полковник остановился и быстро приблизился к одному из солдат.
– Я тебе помажу, – услыхал я его гневный голос. – Будешь мазать? Будешь?
И я видел, как он своей сильной рукой в замшевой перчатке бил по лицу испуганного
малорослого, слабосильного солдата за то, что он недостаточно сильно опустил свою палку
на красную спину татарина.
– Подать свежих шпицрутенов! – крикнул он, оглядываясь, и увидал меня. Делая вид,
что он не знает меня, он, грозно и злобно нахмурившись, поспешно отвернулся. Мне было до
такой степени стыдно, что, не зная, куда смотреть, как будто я был уличен в самом
постыдном поступке, я опустил глаза и поторопился уйти домой. Всю дорогу в ушах у меня
то била барабанная дробь и свистела флейта, то слышались слова: «Братцы,
помилосердуйте», то я слышал самоуверенный, гневный голос полковника, кричащего:
«Будешь мазать? Будешь?» А между тем на сердце была почти физическая, доходившая до
тошноты, тоска, такая, что я несколько раз останавливался, и мне казалось, что вот-вот меня
вырвет всем тем ужасом, который вошел в меня от этого зрелища. Не помню, как я добрался
домой и лег. Но только стал засыпать, услыхал и увидал опять все и вскочил.
«Очевидно, он что-то знает такое, чего я не знаю, – думал я про полковника. – Если бы