Page 111 - Детство. Отрочество. После бала

ужина, лакеи чаще забегали, пронося что-то. Был третий час. Надо было пользоваться
последними минутами. Я еще раз выбрал ее, и мы в сотый раз прошли вдоль залы.
– Так после ужина кадриль моя? – сказал я ей, отводя ее к ее месту.
– Разумеется, если меня не увезут, – сказала она, улыбаясь.
– Я не дам, – сказал я.
– Дайте же веер, – сказала она.
– Жалко отдавать, – сказал я, подавая ей белый дешевенький веер.
– Так вот вам, чтоб вы не жалели, – сказала она, оторвала перышко от веера и дала мне.
Я взял перышко и только взглядом мог выразить весь свой восторг и благодарность. Я
был не только весел и доволен, я был счастлив, блажен, я был добр, я был не я, а какое-то
неземное существо, не знающее зла и способное на одно добро. Я спрятал перышко в
перчатку и стоял, не в силах отойти от нее.
– Смотрите, папа` просят танцевать, – сказала она мне, указывая на высокую статную
фигуру ее отца, полковника с серебряными эполетами, стоявшего в дверях с хозяйкой и
другими дамами.
– Варенька, подите сюда, – услышали мы громкий голос хозяйки в брильянтовой
фероньерке и с елисаветинскими плечами.
Варенька подошла к двери, и я за ней.
– Уговорите, mа chère 87 , отца пройтись с вами. Ну, пожалуйста, Петр
Владиславич, – обратилась хозяйка к полковнику.
Отец Вареньки был очень красивый, статный, высокий и свежий старик. Лицо у него
было очень румяное, с белыми à la Nicolas I 88 подвитыми усами, белыми же,
подведенными к усам бакенбардами и с зачесанными вперед височками, и та же ласковая,
радостная улыбка, как и у дочери, была в его блестящих глазах и губах. Сложен он был
прекрасно, с широкой, небогато украшенной орденами, выпячивающейся по-военному
грудью, с сильными плечами и длинными, стройными ногами. Он был воинский начальник
типа старого служаки николаевской выправки.
Когда мы подошли к дверям, полковник отказывался, говоря, что он разучился
танцевать, но все-таки, улыбаясь, закинув на левую сторону руку, вынул шпагу из портупеи,
отдал ее услужливому молодому человеку и, натянув замшевую перчатку на правую руку, –
«надо всё по закону», – улыбаясь, сказал он, взял руку дочери и стал в четверть оборота,
выжидая такт.
Дождавшись начала мазурочного мотива, он бойко топнул одной ногой, выкинул
другую, и высокая, грузная фигура его то тихо и плавно, то шумно и бурно, с топотом
подошв и ноги об ногу, задвигалась вокруг залы. Грациозная фигура Вареньки плыла около
него, незаметно, вовремя укорачивая или удлиняя шаги своих маленьких белых атласных
ножек. Вся зала следила за каждым движением пары. Я же не только любовался, но с
восторженным умилением смотрел на них. Особенно умилили меня его сапоги, обтянутые
штрипками, – хорошие опойковые сапоги, но не модные, с острыми, а старинные, с
четвероугольными носками и без каблуков. Очевидно, сапоги были построены батальонным
сапожником. «Чтобы вывозить и одевать любимую дочь, он не покупает модных сапог, а
носит домодельные», – думал я, и эти четвероугольные носки сапог особенно умиляли меня.
Видно было, что он когда-то танцевал прекрасно, но теперь был грузен, и ноги уже не были
достаточно упруги для всех тех красивых и быстрых па, которые он старался выделывать. Но
он все-таки ловко прошел два круга. Когда же он, быстро расставив ноги, опять соединил их
и, хотя и несколько тяжело, упал на одно колено, а она, улыбаясь и поправляя юбку, которую
он зацепил, плавно прошла вокруг него, все громко зааплодировали. С некоторым усилием

87 Дорогая (франц .).

88 Как у Николая I (франц .).