Page 57 - Детство. Отрочество. После бала

беспокоить меня, я несколько раз переменяю положение: мне становится жарко, неловко и
скучно. Все мое внимание обращается на верстовые столбы и на цифры, выставленные на
них; я делаю различные математические вычисления насчет времени, в которое мы можем
приехать на станцию. «Двенадцать верст составляют треть тридцати шести, а до Липец сорок
одна, следовательно, мы проехали одну треть и сколько?» и т. д.
– Василий, – говорю я, когда замечаю, что он начинает удить рыбу на козлах, – пусти
меня на козлы, голубчик. – Василий соглашается. Мы переменяемся местами: он тотчас же
начинает храпеть и разваливается так, что в бричке уже не остается больше ни для кого
места; а передо мной открывается с высоты, которую я занимаю, самая приятная картина:
наши четыре лошади, Неручинская, Дьячок, Левая коренная и Аптекарь, все изученные
мною до малейших подробностей и оттенков свойств каждой.
– Отчего это нынче Дьячок на правой пристяжке, а не на левой, Филипп? – несколько
робко спрашиваю я.
– Дьячок?
– А Неручинская ничего не везет, – говорю я.
– Дьячка нельзя налево впрягать, – говорит Филипп, не обращая внимания на мое
последнее замечание, – не такая лошадь, чтоб его на левую пристяжку запрягать. Налево уж
нужно такую лошадь, чтоб, одно слово, была лошадь, а это не такая лошадь.
И Филипп с этими словами нагибается на правую сторону и, подергивая вожжой из
всех сил, принимается стегать бедного Дьячка по хвосту и по ногам, как-то особенным
манером, снизу, и несмотря на то, что Дьячок старается из всех сил и воротит всю бричку,
Филипп прекращает этот маневр только тогда, когда чувствует необходимость отдохнуть и
сдвинуть неизвестно для чего свою шляпу на один бок, хотя она до этого очень хорошо и
плотно сидела на его голове. Я пользуюсь такой счастливой минутой и прошу Филиппа дать
мне поправить. Филипп дает мне сначала одну вожжу, потом другую; наконец все шесть
вожжей и кнут переходят в мои руки, и я совершенно счастлив. Я стараюсь всячески
подражать Филиппу, спрашиваю у него, хорошо ли? но обыкновенно кончается тем, что он
остается мною недоволен: говорит, что та много везет, а та ничего не везет, высовывает
локоть из-за моей груди и отнимает у меня вожжи. Жар все усиливается, барашки начинают
вздуваться, как мыльные пузыри, выше и выше, сходиться и принимают темно-серые тени. В
окно кареты высовывается рука с бутылкой и узелком; Василий с удивительной ловкостью
на ходу соскакивает с козел и приносит нам ватрушек и квасу.
На крутом спуске мы все выходим из экипажей и иногда вперегонки бежим до моста,
между тем как Василий и Яков, подтормозив колеса, с обеих сторон руками поддерживают
карету, как будто они в состоянии удержать ее, ежели бы она упала. Потом, с позволения
Мими, я или Володя отправляемся в карету, а Любочка или Катенька садятся в бричку.
Перемещения эти доставляют большое удовольствие девочкам, потому что они справедливо
находят, что в бричке гораздо веселей. Иногда во время жара, проезжая через рощу, мы
отстаем от кареты, нарываем зеленых веток и устраиваем в бричке беседку. Движущаяся
беседка во весь дух догоняет карету, и Любочка пищит при этом самым пронзительным
голосом, чего она никогда не забывает делать при каждом случае, доставляющем ей большое
удовольствие.
Но вот и деревня, в которой мы будем обедать и отдыхать. Вот уж запахло деревней –
дымом, дегтем, баранками, послышались звуки говора, шагов и колес; бубенчики уже звенят
не так, как в чистом поле, и с обеих сторон мелькают избы, с соломенными кровлями,
резными тесовыми крылечками и маленькими окнами с красными и зелеными ставнями, в
которые кое-где просовывается лицо любопытной бабы. Вот крестьянские мальчики и
девочки в одних рубашонках: широко раскрыв глаза и растопырив руки, неподвижно стоят
они на одном месте или, быстро семеня в пыли босыми ножонками, несмотря на
угрожающие жесты Филиппа, бегут за экипажами и стараются взобраться на чемоданы,
привязанные сзади. Вот и рыжеватые дворники с обеих сторон подбегают к экипажам и
привлекательными словами и жестами один перед другим стараются заманить