Page 98 - Детство. Отрочество. После бала
P. 98
во все лошадиные ноги, кричит Костылину:
– Вынимай ружье! – а сам думает на лошадь свою: «Матушка, вынеси, не зацепись
ногой, спотыкнешься – пропал. Доберусь до ружья, я им не дамся».
А Костылин, заместо того чтобы подождать, только увидал татар – закатился что есть
духу к крепости. Плетью ожаривает лошадь то с того бока, то с другого. Только в пыли
видно, как лошадь хвостом вертит.
Жилин видит – дело плохо. Ружье уехало, с одной шашкой ничего не сделаешь. Пустил
он лошадь назад к солдатам – думал уйти. Видит, ему наперерез катят шестеро. Под ним
лошадь добрая, а под теми еще добрее, да и наперерез скачут. Стал он окорачивать, хотел
назад поворотить, да уж разнеслась лошадь, не удержит, прямо на них летит. Видит –
близится к нему с красной бородой татарин на сером коне. Визжит, зубы оскалил, ружье
наготове.
«Ну, – думает Жилин, – знаю вас, чертей, если живого возьмут, посадят в яму, будут
плетью пороть. Не дамся же живой».
А Жилин хоть невелик ростом, а удал был. Выхватил шашку, пустил лошадь прямо на
красного татарина, думает: «Либо лошадью сомну, либо срублю шашкой».
На лошадь места не доскакал Жилин, выстрелили по нем сзади из ружей и попали в
лошадь. Ударилась лошадь оземь со всего маху, – навалилась Жилину на ногу.
Хотел он подняться, а уж на нем два татарина вонючие сидят, крутят ему назад руки.
Рванулся он, скинул с себя татар, – да еще соскакали с коней трое на него, начали бить
прикладами по голове. Помутилось у него в глазах и зашатался. Схватили его татары, сняли
с седел подпруги запасные, закрутили ему руки за спину, завязали татарским узлом,
поволокли к седлу. Шапку с него сбили, сапоги стащили, все обшарили, деньги, часы
вынули, платье все изорвали. Оглянулся Жилин на свою лошадь. Она, сердечная, как упала
на бок, так и лежит, только бьется ногами, – до земли не достает; в голове дыра, и из дыры
так и свищет кровь черная.
Один татарин подошел к лошади, стал седло снимать. Она все бьется, – он вынул
кинжал, прорезал ей глотку. Засвистело из горла, трепанулась, и пар вон.
Сняли татары седло, сбрую. Сел татарин с красной бородой на лошадь, а другие
подсадили Жилина к нему на седло; а чтобы не упал, притянули его ремнем за пояс к
татарину и повезли в горы.
Сидит Жилин за татарином, покачивается, тычется лицом в вонючую татарскую спину.
Только и видит перед собой здоровенную татарскую спину, да шею жилистую, да бритый
затылок из-под шапки синеется. Голова у Жилина разбита, кровь запеклась над глазами. И
нельзя ему ни поправиться на лошади, ни кровь обтереть. Руки так закручены, что в ключице
ломит.
Ехали они долго с горы на гору, переехали вброд реку, выехали на дорогу и поехали
лощиной.
Хотел Жилин примечать дорогу, куда его везут, – да глаза замазаны кровью, а
повернуться нельзя.
Стало смеркаться. Переехали еще речку, стали подниматься по каменной горе, запахло
дымом, забрехали собаки.
Приехали в аул 84 . Послезли с лошадей татары, собрались ребята татарские, окружили
Жилина, пищат, радуются, стали каменьями пулять в него.
Татарин отогнал ребят, снял Жилина с лошади и кликнул работника. Пришел ногаец
скуластый, в одной рубахе. Рубаха оборванная, вся грудь голая. Приказал что-то ему
татарин. Принес работник колодку; два чурбака дубовых на железные кольца насажены, и в
одном кольце пробойчик и замок.
Развязали Жилину руки, надели колодку и повели в сарай: толкнули его туда и заперли
84 Аул – татарская деревня. (Примеч. Л. Н. Толстого .)