Page 45 - Ночевала тучка золотая
P. 45
— До Ярославля тут недалече, — сказал. — И до Рыбинска близко, но вот как через
мост пройти, не знаю. У моста охрана, могут схватить. — Но Зверек опыта за дорогу
набрался. Подлез к машинисту, нанялся до Рыбинска уголь кидать, так и проскочил.
Пришел в родную деревню. Изба забита, бабки нет. Умерла бабка. Сунулся к соседке,
тете Оле, ночь была, а он-то весь в угле. Увидала соседка в окошке его черную физиономию
и решила, что черт лезет: такой крик подняла, что вся деревня сбежалась.
День-другой пожил Илья, все советовали ему осесть да жениться. «Пароход плывет по
Волге, дым густой, густой, густой… Ох, зачем же мне жениться, погуляю холостой!"Не
сиделось Илье: на военный учет станешь, загребут опять! Пошел он дальше по России
чемоданы курочить, „углы отворачивать“. Опыт у него уже был. На толкучке, при посадке
или с крыши вагона крючком с верхней полки. Мал, да ловок был! Да удачлив!
Но однажды попался; запихнули опять в колонию.
Но теперь-то Зверек, как и всякий зверек, заматерел. Умел, как говорят, фуфло двигать:
обманывать то есть.
Стекла кирпичом натолок и вдохнул покрепче. Можно было бы и сахара толченого, но
сахара в ту пору не было. Забило стеклом легкие, пошла горлом кровь. Положили в
больничку. А из больнички путь на волю всегда короче. Да, видать, стекла он крупновато
сделал, кровь кусками отплевывал еще долго. С полгода.
В Калининской области, близ Осташкова, завербовался на лесозаготовки — дрова
пилить. Работа для дураков: пилу на себя да пилу от себя… А во время пилки как песенку
приговариваешь: «Для себя, для тебя, для те-плы-ш-ка… Для себя, для тебя, для те-плы-ш-
ка…"Как-то с дружком шел он на работу, увидел пленных фрицев, они по соседству лес
валили. Жили почти как вольняшки
— на краю деревни, в земляночке.
Так вот, сидят фрицы, сало жрут. Увидели, кричат:
«Рус, шнель. Мол, идите сюда, угостим!"Ребята от закуски отказались, но в памяти
засело-гады фашистские наше сало жрут да нас же угощают!
На обратном пути не выдержали, решили заглянуть. Зашли в землянку, никого; те по
избам да по бабам разбежались. Тут парни еще больше озверели. Это что же получается? Мы
в бараках живем, баланду хлебаем, а они в тепле да на печке с нашими бабами!
Все, что было в землянке, забрали, в первую очередь бацилу, то есть мясо, сало,
консервы… Муку взяли, около пуда, да не смогли дотащить, так про запас у дороги на сосне
и повесили. После, мол, заберем.
Пришли в избу к знакомой бабке. Жарь, бабка, мясо, вари, пеки и самогон доставай!
Мы праздник победы устраиваем! Сегодня окружили и разгромили немецко-фашистских
захватчиков, а это наш трофей военный!
Бабка ничего не поняла, но ужин приготовила.
Наелись, напились, спать завалились.
Ночью Зверек от странного чувства проснулся, будто кто-то несильно зубами его
босую ногу трогает… Дернул он ногой, а там как рыкнет! Подскочил: мать честная, овчарка
в избе, а рядом военные да участковый милиционер.
Допросили их и бабку допросили. Шмон у нее устроили. Бабка весь трофей, что не
успели пожрать, выложила, только муку не отдала. Нет у меня муки… Не было и нет.
Никаких я тринадцати килограмм в глаза не видала.
Погрузили Илью с дружком в сани, повезли в город. А повезли через тот самый лес, где
они накануне проходили. Илья дорогой и говорит: «Стой, гражданин начальник! Ты муку,
кажись, спрашивал? Так вон, вишь, на суку она висит!"Рассвирепел начальник, решил —
чернуха, вранье, значит. А потом и сам увидел, кричит на Илью: „Лезь давай! Как повесил,
так и снимай!“ А Зверек ему в ответ: «Не… начальник… Я тебе показал, ты спасибо скажи.
А мне она теперь долго не понадобится. Мне по твоей милости рыбкин суп хлебать! Так что
тебе надо, ты давай и лезь на сосну!"Слазил начальник. Ничего с ним не случилось! И опять-
таки Илье развлечение!