Page 62 - Ночевала тучка золотая

стучит. Дальше шли слова:
Раз в поезде одном сидел военный, Обыкно-вен-ный, Купец и франт, По чину своему
он был поручик, Но дамских ручек Был генерал.
Сидел он с кра-ю, Все напева-я:
Про первертуци, наци туци, верверсали, Ерцин с перцен, шлем с конверцем, Ламца-
дрица, о-ца-ца!
— Что это? Это ведь непонятно, что происходит? — спросил Петр Анисимович,
разглядывая странный хор. — Какой Герцен? Какой генерал?
Хор удрученно молчал.
— А может, дальше? — спросил кто-то из воспитателей.
— Дальше? — удивился Петр Анисимович. И отмахнулся портфелем.
Но хор понял его слова так, что им велят продолжать дальше. Мытищинские снова, как
по команде, выставили правую ногу вперед и замычали слаженно: «Тум-та, ту-ма-та, тума-
та, тум-та!"
Кто-то из солистов с грустной томностью вывел под это сопровождение:
Вот поезд подошел к желанной цели, Смотрю я в ще-ли — Мадам уж нет!
Хор грянул изо всех сил, желая понравиться директору: Про-пал пору-чик, Дамских ру-
чек…
— Хватит! Хватит! — попросил Петр Анисимович. И даже привстал, прижимая к
подбородку портфель. — Эту не надо. Только первую. Про богатырские дела…
— А другие? — спросили из хора.
— Какие другие? У вас есть другие?
— У нас много, — отвечали. — «Халява», «Мурка», «Чего ты, Валька, курва,
задаешься»…
— Нет, нет! — сказал Петр Анисимович. — Это оставьте себе!
Хор разочарованно удалился, уступив место люберецким.
Люберецкие станцевали «Яблочко», припевая: «Эх, яблочко, вниз покатилося, а жизнь
кавказская… накрылася!» — Танцуйте без слов, — сказал, вздыхая, директор. — Без слов у
вас лучше получается.
Можайские изобразили сценку под названием «Кочерга»: в школе никто не знает, как
написать заявление, чтобы привезли десять штук… кочергов… Так один говорит… А другой
поправляет: «кочергей»… Это — взяли.
Каширские — там одних девчонок собрали — спели песенку про «Огонек»: «На
позицию девушка провожала бойца…» — На позицию девушка, а с позиции мать! —
крикнул кто-то из колонистов. Но никто на такой выпад не среагировал, песню одобрили.
Два колониста из Люблино предложили пародию.
— Пародию? — оживились воспитатели. — Ну, ну! Сперва они запели с чувством про
журавлей: «Здесь под небом чужим я как гость нежеланный…» При этом показывали в окно,
на небо. Явно чужое. Про колонистов, словом, песня. А после куплета вдруг завели
инвалидским пропитым голосом:
— Да-ра-гие ма-ма-ши! Па-па-ши! Подайте, кто сколько может… Кто рупь, кто два, кто
реглан…
Милый папочка, пишет Алечка, Мама стала тебя забывать.
С подполковником дядей Колею Каждый вечер уходит гулять…
Из комиссии попросили про инвалидов не петь. Лучше уж про журавлей. Люблинские
согласились, но сказали, что они тогда добавят про фюрера на мотив «Все хорошо,
прекрасная маркиза». Про фюрера разрешили без прослушивания.
Раменские напросились декламировать «Кавказ подо мною» на стихи А. Пушкина и
отрывок из поэмы Баркова про то, как один дворянин по имени Лука любил купчиху.
Трагедия, словом.
Луку отвергли, остальное взяли.
Коломенские предложили колхозные частушки, специально для деревенских… Вроде