Page 79 - Ночевала тучка золотая

Бойцы отговорились, стали укладываться спать. Братья поняли: не уедут они. Сегодня
точно не уедут. А это значит, что побег до другого дня откладывается. Бежать без банок —
гиблое дело. Куда бы ни навостряли они лыжи, а ждут их, без своего запаса, голод, да
попрошайничество, да кражи… И в конечном счете — милиция!
Да и кто от своего, такого богатства, по своей воле уйдет?
Колька так и заявил: лягу, мол, умру, но от заначки шага не сделаю! Лучше, мол, прям
на берегу возле заначки жизнь отдать, чем такую заначку бросить!
Решили, в общем, ждать утра, которое, если верить сказкам, куда мудренее вечера.
А оно уже подступало, и сумерки сходили с невидимых пока гор вместе с легкой
свежестью и порывистым, шуршащим по кукурузе ветерком.
Наутро за завтраком стало известно, что вернулась из больницы воспитательница
Регина Петровна.
Кузьменыши услышали новость в столовке, переглянулись. Оба подумали так: повезло.
Не было бы, как говорят, счастья, да несчастье помогло!
Сбегали скорей к заначке, на берег реки. Бойцов уже не было, валялась на траве
кровяная вата, обрывки бинтов, бычки от курева.
Колька рукой в нору залез: цела! Цела заначечка! Все банки наперечет, на месте!
Холодненькие, гладенькие, тяжелые даже на ощупь.
Знали бы бойцы, близ какого богатства они тут храпели без задних ног!
Теперь до следующей ночи, когда они наметили снова бежать, непременно надо было
им увидеть свою Регину Петровну. Она хоть вернулась, и девочки утверждали, что видели
ее, но нигде не показывалась. И в своей комнатке за кухней, как ребята ни пытались
заглядывать в окошко, не показывалась тоже.
Промаялись, слоняясь целый день, и все зазря. И когда вечером Колька сказал, что пора
им бежать и ждать больше нет сил, Сашка вдруг решительно заявил, что без Регины
Петровны, без того, чтобы ее увидать, он, Сашка, не сдвинется с места. Колька может
умереть без заначки, а он, Сашка, не поедет, пока не увидит воспитательницу! И плевать ему
на заначку! На все одиннадцать банок вместе с двумя мешками! На все ему плевать! Не
может уехать без Регины Петровны и ее мужичков! А то получится, что спасают братья
самих себя, а такого человека, как Регина Петровна, оставляют тут погибать!
Они должны вместе бежать, вот что он понял!
И еще одна ночь была потеряна для побега.
Но уже и чувство первой тревоги, той душевной паники, которую пережили все
колонисты, сгладилось, а страх, липкий, беспросветный страх стал опадать и таять. Даже
похороны Веры-шоферицы на третий день не взвинтили братьев.
С утра за старшеклассниками приехал от завода «зисок», обшарпанный, дребезжащий,
как телега.
Скамейки на нем не откидывались с бортов, а стояли поперек кузова и качались,
потому что были не закреплены.
Да все показалось непривычным для колонистов. Сумрачный, молчаливый старик
шофер, и эти неудобные скамейки, и даже то, как их везли, осторожненько, будто стекло, не
так, не так их возила лихая Вера!
Шоферицу Веру ребята жалели: она была почти своей. И уж, во всяком случае, не
чужая, ибо все понимала про колонистов и никогда ни разу не продала! И машину водила! И
красивой была! И веселой! И такой фартовой! Будто век прожила в колонии!
Но вот что странно: никто из ребят не захотел поехать на похороны, и объяснять не
объясняли, почему не хотят ехать.
И лишь когда объявили, что ожидает всех кормежка в заводской столовой и даже будет
мясо, ребята согласились. Мяса, надо сказать, им еще ни разу не давали. Поехали и
Кузьменыши.
У них был свой резон, не считая обеда; побывать, если удастся, на заднем дворе —
когда еще такой случай представится — и посмотреть, целы ли несколько банок, заначенных