Page 45 - В списках не значился

Плужников растерялся, но не нашел слов и неуверенно кивнул.
— Но немцы тоже считают, что это невозможно, и ждут атаки ночью. Вот почему мы
будем атаковать днем. Главное, не ложиться, каким бы сильным ни казался огонь. Автоматы
бьют рассеянно, оценили это?
— Оценил.
— Даю вам возможность искупить свою вину.
Плужников хотел заверить усталого старшего лейтенанта, что скорее умрет, но слов не
нашел и снова кивнул.
— Я знаю, что вы хотели сказать, и верю вам. — На замкнутом лице старшего
лейтенанта впервые показалось что-то вроде улыбки. — Пойдемте к бойцам.
Старший лейтенант прошел по всем отсекам, из которых готовилась атака, повторив в
каждом то, что уже сказал Плужникову: автоматы бьют рассеянно, немцы не ожидают атаки,
главное — не ложиться, а бежать к костелу, под его стены.
— Осталось пять минут на размышление! — громко сказал глухой голос диктора.
— Значит, вы пойдете через четыре минуты, — сказал старший лейтенант, достав
карманные часы. — Атака по моей команде и без всякой стрельбы. Тихо и внезапно: это —
наше оружие.
Он поглядел на Плужникова, и, поняв этот взгляд, Плужников прошел к подвальному
окну. Окно было высоко, подоконник скошен, и вылезать из него было трудно. Но
красноармейцы уже передавали кирпичи и строили ступени. Плужников влез на ступени,
перевел автомат на боевой взвод и изготовился. Кто-то протянул ему две гранаты, он сунул
их за ремень ручками вниз.
— Вперед! — громко крикнул старший лейтенант. — Быстро!
Плужников рванулся, кирпичи разъехались, но он все же выскочил из окна и, не
оглядываясь, побежал вперед к такой далекой сейчас стене костела.
Он бежал молча и, как ему казалось, в полном одиночестве. Сердце с такой силой
колотилось в груди, что он не слышал за спиной топота, а оглянуться не было времени.
«Не стреляйте. Не стреляйте. Не стреляйте!..» — кричал он про себя.
Плужников не знал, стучит ли еще метроном или немцы уже спешно вгоняют снаряды
в казенники орудий, но пока по нему, бегущему через перепаханный снарядами двор, не
стрелял никто. Только бил в лицо горячий ветер, пропахший дымом, порохом и кровью.
Прямо перед ним метнулась из воронки фигура, и Плужников чуть не упал, но узнал
пограничника: того, что ночью спас его, добив раненого автоматчика. Видно, пограничник
тоже удрал из костела, но до подвалов не добрался и отлеживался в воронке, а теперь бежал
впереди атакующих, и Плужников только успел порадоваться, что пограничник жив, как
тишину разорвало десятком очередей, и над головой взвизгнули пули: немцы открыли огонь.
Сзади кто-то закричал. Плужников хотел упасть и упал бы, но пограничник по-
прежнему несся впереди огромными скачками и пока был жив. И Плужников подумал, что
пули эти — не его, и не упал, а, втянув голову в плечи, закричал:
— Ура-а!..
И на едином выдохе, на протяжном «а-а!..» добежал до стены, вжался в простенок и
оглянулся.
Только трое упали, один — не шевелясь, а двое еще корчились в пыли. Остальные уже
ворвались в мертвое пространство: пограничник стоял у соседнего простенка и кричал:
— Гранаты! Кидай гранаты!..
Плужников вырвал из-за пояса гранату, швырнул в окно — прямо в яркий огонек
строчившего автомата. Грохнул взрыв, и он тут же рванулся в вонючий клуб гранатного
взрыва. Ударился лодыжкой о выщербленный осколками подоконник, упал на пол, но успел
откатиться, и пограничник тяжело шлепнулся рядом. Кругом грохотали взрывы, в дыму и
пыли мелькали вспышки выстрелов, пули дробили стены. Плужников, сидя на полу, бил по
вспышкам короткими очередями.
— На хоры уходят! На хоры! Выше бей! Выше! — кричал пограничник.