Page 41 - В списках не значился

стало больно оттого, что вчера уже прошло, а завтра снова начнется война. И Плужникову
тоже стало больно, но он прогнал все воспоминания, что лезли в голову, и заставил себя
встать.
— Надо бы убитых куда-нибудь, а? В угол, что ли.
— Надо немцев пощупать, — сказал пограничник. — Как, товарищ лейтенант?
Плужников понимал, что ему не следует уходить из костела, но мальчишеское
любопытство вновь шевельнулось в нем. Захотелось вблизи, своими глазами увидеть тех, кто
бежал на его очереди и кто лежал сейчас в пыли перед костелом. Увидеть, запомнить, а
потом рассказать Вале, Верочке и маме.
— Пойдемте вместе.
Он перезарядил автомат и с сильно забившимся сердцем выскользнул вслед за
пограничником на изрытый крепостной двор.
Пыль еще не успела осесть, щекотала ноздри, мешала смотреть. Мелкая, как прах,
забивалась под веки, вызывая зуд, и Плужников все время моргал и часто тер рукой
слезящиеся глаза.
— Автоматы не берите, — шептал пограничник. — Рожки берите да гранаты.
Убитых было много. Сначала Плужников старался не касаться их, ворочал за ремни, но
вскоре привык. Он уже набил полную пазуху автоматными обоймами, напихал в карманы
гранат. Пора было возвращаться, но его неудержимо тянуло к каждому следующему
убитому, точно именно у него он мог найти что-то очень нужное. прямо-таки необходимое
позарез. Он уже притерпелся к тошнотворному запаху взрывчатки, перемазался в чужой
крови, что так щедро лилась сегодня на эту пыльную, развороченную землю.
— Офицер, — чуть слышно сказал пограничник. — Документы захватить?
— Захватите…
Совсем рядом послышался стон, и он сразу примолк. Стон повторился: протяжный,
мучительно болезненный. Плужников привстал, всматриваясь.
— Куда?
— Раненый.
Он подался вперед и тотчас же по глазам ослепительно ударила вспышка, и пуля резко
щелкнула по каске. Плужников ничком упал на землю, в ужасе щупая глаза: ему показалось,
что они вытекли, потому что он сразу перестал видеть.
— А, гад!
Оттолкнув Плужникова, пограничник скатился в воронку. Донеслись тяжелые, жутко
глохнувшие в живом теле удары, нечеловеческий, сорвавшийся в хрип выкрик.
— Не смейте! — крикнул Плужников, с трудом разлепив залитые слезами глаза.
Перед затуманенным взглядом возникло потное, дергающееся лицо.
— Не сметь?.. Дружка моего кончили — не сметь? В тебя пальнули — тоже не сметь?
Сопля ты, лейтенант: они нас весь день мордуют, а мы — не сметь?
Он неуклюже перевалился к Плужникову. Помолчал, тяжело дыша.
— Кончил я его. Не ранило?
— В каску и — рикошет. До сих пор звенит.
— Идти можешь?
— Круги перед глазами.
Близко раздался взрыв. Оба влипли в землю, по плечам застучал песок.
— На крик бьет, что ли?
Опять взревел снаряд, они еще раз приникли, а потом вскочили и побежали к костелу.
Пограничник впереди: Плужников сквозь слезы с трудом угадывал его спину. Нестерпимо
жгло глаза.
Сержант уже вернулся. Вместе с Прижнюком они принесли четыре цинки с патронами
и теперь набивали ленты. Ночью приказано было собрать оружие, наладить связь, перевести
женщин и детей в глубокие подвалы.
— Наши бабы в казармы триста тридцать третьего полка перебежали, — сказал