Page 73 - В списках не значился
P. 73

— Есть вода, есть! — засуетился Степан Матвеевич.
                     — Польете  мне,  Волков. —  Плужников  впервые  за  много  дней  содрал  с  себя
               перепревшую гимнастерку, надетую на голое тело: майка давно пошла на бинты. Вынул из
               продавленного  чемодана  смену  белья,  мыло,  полотенце. —  Мирра,  пришей  мне
               подворотничок к летней гимнастерке.
                     Вылез в подземный ход, долго, старательно мылся, все время думая, что тратит воду, и
               впервые сознательно не жалея этой воды. Вернулся и так же молча, тщательно и неумело
               побрился  новенькой  бритвой, купленной  в  училищном  военторге  не  по  надобности,  а  про
               запас. Растер одеколоном худое, изрезанное непривычной бритвой лицо, надел гимнастерку,
               что подала Мирра, туго затянулся ремнем. Сел к столу — худая мальчишеская шея торчала
               из воротника, ставшего непомерно широким.
                     — Докладывайте.
                     Переглянулись. Старшина спросил неуверенно:
                     — Что докладывать?
                     — Все. — Плужников говорил жестко и коротко: рубил. — Где наши, где противник.
                     — Так  это…  —  Старшина  замялся. —  Противник  известно  где:  наверху.  А  наши…
               Наши неизвестно.
                     — Почему неизвестно?
                     — Известно, где наши, — угрюмо сказал Федорчук. — Внизу. Немцы наверху, а наши
               — внизу.
                     Плужников не обратил внимания на его слова. Он говорил со старшиной, как со своим
               заместителем, и всячески подчеркивал это.
                     — Почему не знаете, где наши?
                     Степан Матвеевич виновато вздохнул:
                     — Разведку не производили.
                     — Догадываюсь. Я спрашиваю, почему?
                     — Да ведь как сказать. Болели вы. А мы выход заложили.
                     — Кто заложил?
                     Старшина промолчал. Тетя Христя хотела что-то пояснить, но Мирра остановила ее.
                     — Я спрашиваю, кто заложил?
                     — Ну, я! — громко сказал Федорчук.
                     — Не понял.
                     — Я.
                     — Еще  раз  не  понял, —  тем  же  тоном  сказал  Плужников,  не  глядя  на  старшего
               сержанта.
                     — Старший сержант Федорчук.
                     — Так  вот,  товарищ  старший  сержант,  через  час  доложите  мне,  что  путь  наверх
               свободен.
                     — Днем работать не буду.
                     — Через час доложите об исполнении, — повторил Плужников. — А слова «не буду»,
               «не хочу» или «не могу» приказываю забыть. Забыть до конца войны. Мы — подразделение
               Красной Армии. Обыкновенное подразделение, только и всего.
                     Еще час назад, проснувшись, он не знал, что скажет, но понимал, что говорить обязан.
               Он нарочно оттягивал эту минуту — минуту, которая должна была либо все поставить по
               своим  местам,  либо  лишить  его  права  командовать  этими  людьми.  Поэтому  он  и  затеял
               умывание,  переодевание,  бритье:  он  думал  и  готовился  к  этому  разговору.  Готовился
               продолжать войну, и в нем уже не было ни сомнений, ни колебаний. Все осталось там, во
               вчерашнем дне, пережить который ему было суждено.

                                                               2

                     В тот день Федорчук выполнил приказание Плужникова: путь наверх был свободен. В
   68   69   70   71   72   73   74   75   76   77   78