Page 34 - Завтра была война...
P. 34

освобожденное от пояска и лифчика, жило особой раскрепощенной жизнью, то ли от всех
               причин  разом  читать  она  долго  не  смогла.  .Заботливо  спрятав  книжку,  легла  на  бок,
               подсунув под щеку ладошку и тотчас же уснула.
                     Ей показалось, что разбудили ее мгновенно, только-только начался сон. Открыла глаза:
               над нею стояла мама.
                     — Надень халат и выйди ко мне.
                     Искра вышла, позевывая, теплая и розовая ото сна.
                     — Что это такое?
                     — Это? Это статья в стенгазету.
                     — Кто тебя надоумил писать ее?
                     — Никто.
                     — Искра,  не  ври,  я  устала, —  тихо  сказала  мать,  хотя  прекрасно  знала,  что  Искра
               никогда не врала даже во спасение от солдатского ремня.
                     — Я не вру, я написала сама. Я даже не знала, что напишу ее. Просто села и написала.
               По-моему, я хорошо написала, правда?
                     Мать  не  стала  вдаваться  в  качество  работы.  Пронзительно  глянула,  прикурила,
               энергично ломая спички.
                     — Кто рассказал тебе об этом?
                     — Леонид Сергеевич Люберецкий.
                     — Рефлексирующий  интеллигент! —  Мать  коротко  рассмеялась. —  Что  он  еще  тебе
               наговорил?
                     — Ничего. То есть говорил, конечно. О справедливости, о том, что…
                     — Так вот. — Мать резко повернулась, глаза сверкнули знакомым холодным огнем. —
               Статьи ты не писала и писать не будешь. Никогда.
                     — Но ведь это несправедливо…
                     — Справедливо только то, что полезно обществу. Только это и справедливо, запомни!
                     — А как же человек? Человек вообще?
                     — А человека вообще нет. Нет! Есть гражданин, обязанный верить. Верить!
                     Отвернулась,  нервно  зачиркала  спичкой  о  коробок,  не  замечая,  что  вовсю  дымит
               зажатой в зубах папиросой.


                                                       Глава пятая

                     Зиночке снилось, что ее целует взрослый мужчина. Это было жутко, прекрасно, но не
               страшно, потому что где-то находилась мама; Зина знала, что она близко и можно позвать на
               помощь,  и  —  не  звала.  Сон  кончился,  а  с  ним  кончились  и  поцелуи,  и  Зина  крепко
               зажмурилась, чтобы ее поцеловали еще хотя бы разочек.
                     Проснуться  все  же  пришлось.  Не  открывая  глаз,  она  ногами  отбросила  одеяло,
               дождалась,  пока  чуточку  остынет,  и  села.  И  сразу  увидела  ужасную  вещь:  вместо  летних
               трусиков, так ловко охватывающих тело, на стуле лежали противные трикотажные штанищи
               длиною  аж  до  коленок.  И  весь  сон,  вся  радость  утра  и  вся  прелесть  нового  дня  пропали
               разом. Схватив штанишки, Зина в одной рубашке ринулась на кухню.
                     — Мама,  что  это  такое?  Ну,  что  это  такое?  Родители  завтракали,  и  она  осталась  за
               дверью, просунув на кухню голову и руку.
                     — Первое октября, — спокойно сказала мама. — Пора носить теплое белье.
                     — Но я уже не маленькая, кажется!
                     — Ты не маленькая, но это только так кажется.
                     — Ну почему, почему мне такое мученье! — с отчаянием воскликнула дочь.
                     — Потому что ты садишься где попало и можешь застудиться.
                     — Не бунтуй, Зинаида, — улыбнулся отец. — Мы не в Африке, надевай, что климатом
               положено.
   29   30   31   32   33   34   35   36   37   38   39