Page 6 - А зори здесь тихие

6

глупостях – настоишься на часах вдоволь.
– Зря, Ритуха, – лениво пеняла Кирьянова. – Пусть себе болтают: занятно.
– Пусть влюбляются – слова не скажу. А так, по углам лизаться, – этого я не понимаю.
– Пример покажи, – усмехалась Кирьянова.
И Рита сразу замолкала. Она даже представить не могла, что такое когда-нибудь может
случиться: мужчин для нее не существовало. Один был мужчина – тот, что вел в штыковую
поредевшую заставу на втором рассвете войны. Жила, затянутая ремнем. На самую
последнюю дырочку затянутая.
Перед маем расчету досталось: два часа вели бой с юркими «мессерами». Немцы
заходили с солнца, пикировали на счетверенки, плотно поливая огнем. Убили подносчицу –
курносую, некрасивую толстуху, всегда что-то жевавшую втихомолку, легко ранили еще
двоих. На похороны прибыл комиссар части, девочки ревели в голос. Дали салют над
могилой, а потом комиссар отозвал Риту в сторону:
– Пополнить отделение нужно.
Рита промолчала.
– У вас здоровый коллектив, Маргарита Степановна. Женщина на фронте, сами
знаете, – объект, так сказать, пристального внимания. И есть случаи, когда не выдерживают.
Рита опять промолчала. Комиссар потоптался, закурил, сказал приглушенно:
– Один из штабных командиров – семейный, между прочим, – завел себе, так сказать,
подругу. Член Военного совета, узнав, полковника того в оборот взял, а мне приказал
подругу эту, так сказать, к делу определить. В хороший коллектив.
– Давайте, – сказала Рита.
Наутро увидела и залюбовалась: высокая, рыжая, белокожая. А глаза детские: зеленые,
круглые, как блюдца.
– Боец Евгения Комелькова в ваше распоряжение…
Тот день банным был, и когда наступило их время, девушки в предбаннике на
новенькую как на чудо глядели:
– Женька, ты русалка!
– Женька, у тебя кожа прозрачная!
– Женька, с тебя только скульптуру лепить!
– Женька, ты же без лифчика ходить можешь!
– Ой, Женька, тебя в музей нужно! Под стекло на черном бархате…
– Несчастная баба, – вздохнула Кирьянова. – Такую фигуру в обмундирование паковать
– это ж сдохнуть легче.
– Красивая, – осторожно поправила Рита. – Красивые редко счастливыми бывают.
– На себя намекаешь? – улыбнулась Кирьянова.
И Рита замолчала: нет, не выходила у нее дружба с помкомвзвода Кирьяновой. Никак
не выходила.
А с Женькой вышла. Как-то сама собой, без подготовки, без прощупывания: взяла Рита
и рассказала ей свою жизнь. Укорить хотела отчасти, а отчасти – пример показать и
похвастаться. А Женька в ответ не стала ни жалеть, ни сочувствовать. Сказала коротко:
– Значит, и у тебя личный счет имеется.
Сказано было так, что Рита – хоть и знала про полковника досконально – спросила:
– И у тебя тоже?
– А я одна теперь. Маму, сестру, братишку – всех из пулемета уложили.
– Обстрел был?
– Расстрел. Семьи комсостава захватили и – под пулемет. А меня эстонка спрятала в
доме напротив, и я видела все. Все! Сестренка последней упала: специально добивали…
– Послушай, Женя, а как же полковник? – шепотом спросила Рита. – Как же ты могла,
Женя?
– А вот могла! – Женька с вызовом тряхнула рыжей шевелюрой. – Сейчас воспитывать
начнешь или после отбоя?