Page 38 - Два капитана

только как писать, но и как жить, и от этих бесконечных
дурацких рассуждений у меня начинает кружиться голо­
ва, и палочки выходят пузатые, хвостатые, какие угодно,
но только не прямые, не «попиндикулярные».
— Каждому охота схватить лакомый кусок,— говорит
он,;— и к этому по природе каждый должен стремиться.
Но можно ли подобный кусок назвать обеспечивающим
Явлением — это еще вопрос!
Палочка, палочка, палочка, пятая, двадцатая, сотая...
* — Я, например, с детства попал в трудную атмосфе­
ру, и мне отнюдь не удалось рассчитывать на рабочую
силу моей матери. Наоборот, когда семейная жизнь при­
шла у нас к развалу и отца, как обвиненного в краже
лошадей, приговорили к тюремному заключению, не кто
иной, как я, был вынужден добывать кусок хлеба.
Палочка, палочка, толстая, гонкая, кривая, пузатая,
пятая, двадцатая, сотая...
— Печально то, что, вернувшись из тюрьмы, отец
стал выпивать, а поскольку человек углубляется в пьян­
ство, постольку разрушается и его хозяйство. Потом его
ветрела смерть, и безусловно скоропостижная, потому что
она явилась следствием обдирания павшей лошади.
Я отлично знаю, что произошло потом с отцом моего
учителя: он распух, и «начатый делать гроб пришлось
спешно переделывать, ибо фигура покойника до трех раз
превзошла его, живого, по объему». Эта отвратительная
смерть однажды приснилась мне...
Палочка, палочка, палочка... перо скрипит, палочкл,
клякса...
— И опустела наша родовая избенка. Но я отнюдь
не пал духом и не сел на шею матери в одиннадцать
лет.
Учитель смотрит на меня. Мне только десять, но я
начинаю беспокойно ерзать на табурете.
— Я поступил в ресторан, я стал слугой и побегуш-
кой, но перестал, как лишний рот, отражаться на зара­
ботке моей матери.
Без сомнения, именно эта удивительная манера выра­
жаться произвела такое сильное впечатление на мою мать.
Если бы Гаер говорил просто, она бы мигом догадалась,
что это обыкновенный человек — глупый, ленивый и жес­
токий. Впрочем, о том, что он очень жесток, она скоро
узнала. ,
2 * 35