Page 40 - Два капитана

И эту книгу он читал с таким назидательно-угрожаю-
щим выражением, как будто не кто иной, как я, был
виноват во всех бедствиях храброго артурца.
Уроки прекратились в тот день, когда Гаер Кулий
переехал к нам. Накануне была отпразднована свадьба,
на которую, сказавшись больной, не пришла тетя Даша.
Я помню, какая нарядная сидела на свадьбе мать. Она
была в белой жакетке рытого бархата — подарок жени­
ха — и причесана, как девушка: косы крест-накрест вокруг
головы. Она разговаривала, пила, улыбалась, но иногда
со странным выражением проводила рукой по лицу. Гаер
Кулий произнес речь, в которой указал на свои заслуги
перед бедной семьей, «безусловно шедшей к развалу, по­
скольку ее бывший глава оставил разрушительную карти­
ну», и, между прочим, ‘упомянул о том, что он открыл
передо мной «общее образование», очевидно понимая под
этим словом «попиндикулярные» палочки.
Едва ли мама слышала эту речь. Опустив глаза, она
сидела рядом с женихом и, вдруг нахмурясь, смотрела
прямо перед собой с растерянным выражением.
Старик Сковородников, крепко выпив, подошел к ней
и ударил по плечу:
— Эх, Аксинья, променяла ты...
Она стала беспомощно, торопливо улыбаться.
Месяца два после свадьбы мой отчим служил на при­
стани в конторе, и, хотя очень тяжело было видеть, как
он приходит и садится, развалясь, на то место, где пре­
жде сидел отец, и ест его ложкой, из его тарелки, все-
таки еще можно было жить, убегая, отмалчиваясь, воз­
вращаясь домой, когда он уже спал. Но вскоре за какие-
то темные дела его выгнали из конторы, и жизнь сразу
стала невыносимой. Несчастная^ мысль заняться нашим
воспитанием — моим и сестры — пришла в эту туманную
голову, и у меня не стало больше ни одной свободной
минутки.
Теперь я догадываюсь, что в юности он служил в ла­
кеях — видел же он где-нибудь все эти смешные и стран­
ные штуки, которым он подвергал меня и сестру!
Прежде всего он потребовал, чтобы мы приходили
здороваться с ним по утрам, хотя мы спали на полу в
двух шагах от его кровати. И мы приходили. Но ника­
кие силы не могли заставить меня произнести: «Доброе
утро, папа!» Утро было не доброе, и папа был не папа.
37