Page 37 - Два капитана
P. 37

Глава  девятая
        ПАЛОЧКА,  ПАЛОЧКА,  ПАЛОЧКА,  ПЯТАЯ.  ДВАДЦАТАЯ,
                               СОТАЯ...
           Наверно,  он  бывал  у  нас  еще  до  нашего  возвращения
        в  город:  все  знали  его  во  дворе,  и  то  неопределенно-на­
        смешливое  отношение,  которое  он  встречал  у  Сковородни^
        ковых  и  тети  Даши,  уже  сложилось.  Но  теперь  он  стал
        приходить  почти  каждый  день.  Иногда  он  приносил  что-
        нибудь,  но,  честное  слово,  я  не  съел  ни  одной  его  слив*>1,
        ни одного стручка,  ни  одной  карамели!
           Он  был  кудреватый,  усы — кольцами,  с  жирным  ли­
        цом,  но  довольно  стройный.  Густой  голос  его  был,  по-
        моему,  очень  противен.  Он  лечился  от  угрей,  заметных
        на  его  смуглой  коже.  Но  со  всеми  своими  угрями  и  куд­
        рями,  со  своим  густым  противным  голосом  он,  к  сожале­
        нию,  нравился  моей  матери —  разве  иначе  стал  бы  он
        бывать  у  нас  почти  ежедневно?  Да,  он  нравился  ей.  При
        нем  она  становилась  совсем  другая,  смеялась  и  даже  на­
        чинала  так  же  длинно  говорить,  как  и  он.  Однажды  я
        видел,  как  она  сидела  одна  и  улыбалась,—  я  по  ее  лицу
        догадался,  что  она  думает  о  нем.  Другой  раз,  разговари­
        вая  с  тетей  Дашей,  она  сказала  про  кого-то:  «Ненормаль­
        ностей  сколько  угодно».  Это  были  его  слова.
           Фамилия  его  была  Тимошкин,  но  он  почему-то  назы­
        вал  себя  Гаер  Кулий,—  до  сих  пор  не  знаю,  что  он
        хотел  этим  сказать.  Помню  только,  что  он  любил  гово­
        рить  матери,  что  «в  жизни  он  бедный  гаер»  и  что
        «жизнь  швыряла  его,  как  щепку».
           При  этом  он  делал  значительное  лицо  и  с  глупым,
        задумчивым  видом  смотрел  на  мать.
           И  этот  Гаер  бывал  теперь  у  нас  каждый  вечер.  Вот
        один  из  таких  вечеров.
           Кухонная  лампа  висит  на  стене,  и  вихрастая  тень
        моей  головы  закрывает  тетрадку,  бутылку  чернил  и  руку,
        которая,  беспомощно  скрипя  пером,  двигается  по  бумаге.
           Я  сижу  за  столом,  от  старания  упираясь  языком  в
        щеку,  и  вывожу  палочки  — одну,  другую,  третью,  сотую,
        тысячную.  Я  вывел  не  меньше  миллиона  палочек,  потому
        что  мой  учитель  утверждал,  что,  пока  они  не  будут  «по-
        пиндикулярны»,  дальше  двигаться  ни  в  коем  случае
        нельзя.  Он  сидит  рядом  со  мной  и  учит  меня,  по  време­
        нам  снисходительно  поглядывая  на  мать.  Он  учит  не
                                  34
   32   33   34   35   36   37   38   39   40   41   42