Page 8 - Айвенго

важная осанка и возвышенные рассуждения об авторитете церкви и духовенства
поддерживали мнение о его святости. Даже простой народ, который всех строже судит
поведение высших сословий, относился снисходительно к легкомыслию приора Эймера.
Дело в том, что Эймер был очень щедр, а за милосердие, как известно, отпускается
множество грехов. Большая часть монастырских доходов находилась в его полном
распоряжении. Это давало ему возможность не только много тратить на свои прихоти, но и
оказывать щедрую помощь соседним крестьянам.Если и случалось приору Эймеру с
излишней пылкостью скакать на охоте или чересчур засиживаться на пиру, если кому-
нибудь приходилось видеть, как на рассвете он пробирается через боковую калитку в стене
своего аббатства, возвращаясь домой после свидания, продолжавшегося целую ночь, люди
только пожимали плечами и примирялись с такими проступками настоятеля, вспоминая, что
точно так же грешили и многие из его собратий, не искупая своих грехов теми качествами,
какими отличался этот монах. Словом, приор Эймер был очень хорошо известен и нашим
саксам. Они неуклюже поклонились ему и получили его благословение: «Славьте
господа,дети мои»]
Но диковинная внешность спутника Эймера и его свиты поразила воображение
свинопаса и Вамбы так, что они не слыхали вопроса настоятеля, когда он осведомился, не
знают ли они, где можно было бы остановиться на ночлег. Особенно удивила их
полумонашеская-полувоенная одежда загорелого иностранца и странный наряд и невиданное
вооружение его восточных слуг. Очень вероятно также, что для слуха саксонских крестьян
неприятен был язык, на котором было им преподано благословение и задан вопрос, хотя они
и понимали, что это значит.
- Я вас спрашиваю, дети мои,- повторил настоятель,возвысив голос и перейдя на тот
диалект,на котором объяснялись между собой норманны и саксы, - нет ли по соседству
доброго человека, который из любви к богу и по усердию к святой нашей матери-церкви
оказал бы на нынешнюю ночь гостеприимство и подкрепил бы силы двух смиреннейших её
служителей и их спутников? - Несмотря на внешнюю скромность этих слов, он произнёс их с
большой важностью.
«Двое смиреннейших служителей матери-церкви! Хотел бы я поглядеть, какие же у неё
бывают дворецкие, кравчие и иные старшие слуги», - подумал про себя Вамба,однако же,
хотя и слыл дураком, остерёгся произнести свою мысль вслух.
Сделав мысленно такое примечание к речи приора, он поднял глаза и ответил:
- Если преподобным отцам угодны сытные трапезы и мягкие постели, то в нескольких
милях отсюда находится Бринксвортское аббатство,где им,по их сану, окажут самый
почётный приём; если же они предпочтут провести вечер в покаянии,то вон та лесная
тропинка доведёт их прямёхонько до пустынной хижины в урочище Копменхерст, где
благочестивый отшельник приютит их под своей крышей и разделит с ними вечерние
молитвы.
Но приор отрицательно покачал головой, выслушав оба предложения.
- Мой добрый друг,- сказал он,- если бы звон твоих бубенчиков не помутил твоего
разума,ты бы знал, что Священнослужитель не платит десятину священнослужителю, то есть
у нас, духовных лиц,не принято просить гостеприимства друг у друга, и мы обращаемся за
этим к мирянам, чтобы дать им лишний случай послужить богу, оказывая, помощь его
служителям.
- Я всего лишь осёл - отвечал Вамба,- и даже имею честь носить такие же
колокольчики, как и мул вашего преподобия. Однако мне казалось, что доброта матери-
церкви и её служителей проявляется, как и у всех прочих людей, прежде всего к своей семье.
- Перестань грубить, нахал!- крикнул вооружённый всадник,сурово перебивая
болтовню шута.- И укажи нам, если знаешь, дорогу к замку… Как вы назвали этого
франклина, приор Эймер?
- Седрик,- отвечал приор, - Седрик Сакс… Скажи мне, приятель, далеко ли мы от его
жилья и можешь ли ты показать нам дорогу?