Page 3 - Ася

студентов; их объятия, восклицания, невинное кокетничанье молодости, горящие взгляды,
смех без причины – лучший смех на свете – все это радостное кипение жизни юной, свежей,
этот порыв вперед – куда бы то ни было, лишь бы вперед, – это добродушное раздолье меня
трогало и поджигало. «Уж не пойти ли к ним?» – спрашивал я себя…
– Ася, довольно тебе? – вдруг произнес за мною мужской голос по-русски.
– Подождем еще, – отвечал другой, женский голос на том же языке.
Я быстро обернулся… Взор мой упал на красивого молодого человека в фуражке и
широкой куртке; он держал под руку девушку невысокого роста, в соломенной шляпе,
закрывавшей всю верхнюю часть ее лица.
– Вы русские? – сорвалось у меня невольно с языка.
Молодой человек улыбнулся и промолвил:
– Да, русские.
– Я никак не ожидал…. в таком захолустье, – начал было я.
– И мы не ожидали, – перебил он меня, – что ж? тем лучше. Позвольте
рекомендоваться: меня зовут Гагиным, а вот это моя… – он запнулся на мгновенье, – моя
сестра. А ваше имя позвольте узнать?
Я назвал себя, и мы разговорились. Я узнал, что Гагин, путешествуя, так же как я, для
своего удовольствия, неделю тому назад заехал в городок Л. да и застрял в нем. Правду
сказать, я неохотно знакомился с русскими за границей. Я их узнавал даже издали по их
походке, покрою платья, а главное, по выражению их лица. Самодовольное и презрительное,
часто повелительное, оно вдруг сменялось выражением осторожности и робости… Человек
внезапно настораживался весь, глаз беспокойно бегал… «Батюшки мои! не соврал ли я, не
смеются ли надо мною», – казалось, говорил этот уторопленный взгляд… Проходило
мгновенье – и снова восстановлялось величие физиономии, изредка чередуясь с тупым
недоуменьем. Да, я избегал русских, но Гагин мне понравился тотчас. Есть на свете такие
счастливые лица: глядеть на них всякому любо, точно они греют вас или гладят. У Гагина
было именно такое лицо, милое, ласковое, с большими мягкими глазами и мягкими
курчавыми волосами. Говорил он так, что, даже не видя его лица, вы по одному звуку его
голоса чувствовали, что он улыбается.
Девушка, которую он назвал своей сестрою, с первого взгляда показалась мне очень
миловидной. Было что-то свое, особенное, в складе ее смугловатого, круглого лица, с
небольшим тонким носом, почти детскими щечками и черными, светлыми глазами. Она была
грациозно сложена, но как будто не вполне еще развита. Она нисколько не походила на
своего брата.
– Хотите вы зайти к нам? – сказал мне Гагин, – кажется, довольно мы насмотрелись на
немцев. Наши бы, правда, стекла разбили и поломали стулья, но эти уж больно скромны. Как
ты думаешь, Ася, пойти нам домой?
Девушка утвердительно качнула головой.
– Мы живем за городом, – продолжал Гагин, – в винограднике, в одиноком домишке,
высоко. У нас славно, посмотрите. Хозяйка обещала приготовить нам кислого молока.
Теперь же скоро стемнеет, и вам лучше будет переезжать Рейн при луне.
Мы отправились. Чрез низкие ворота города (старинная стена из булыжника окружала
его со всех сторон, даже бойницы не все еще обрушились) мы вышли в поле и, пройдя шагов
сто вдоль каменной ограды, остановились перед узенькой калиткой. Гагин отворил ее и
повел нас в гору по крутой тропинке. С обеих сторон, на уступах, рос виноград; солнце
только что село, и алый тонкий свет лежал на зеленых лозах, на высоких тычинках, на сухой
земле, усеянной сплошь крупным и мелким плитняком, и на белой стене небольшого домика,
с косыми черными перекладинами и четырьмя светлыми окошками, стоявшего на самом
верху горы, по которой мы взбирались.
– Вот и наше жилище! – воскликнул Гагин, как только мы стали приближаться к