Page 5 - Ася

Я опустил глаза; вокруг лодки, чернея, колыхались волны.
– Прощайте! – раздался опять ее голос.
– До завтра, – проговорил за нею Гагин.
Лодка причалила. Я вышел и оглянулся. Никого уж не было видно на
противоположном берегу. Лунный столб опять тянулся золотым мостом через всю реку.
Словно на прощание примчались звуки старинного ланнеровского вальса. Гагин был прав: я
почувствовал, что все струны сердца моего задрожали в ответ на те заискивающие напевы. Я
отправился домой через потемневшие поля, медленно вдыхая пахучий воздух, и пришел в
свою комнатку весь разнеженный сладостным томлением беспредметных и бесконечных
ожиданий. Я чувствовал себя счастливым… Но отчего я был счастлив? Я ничего не желал, я
ни о чем не думал… Я был счастлив.
Чуть не смеясь от избытка приятных и игривых чувств, я нырнул в постель и уже
закрыл было глаза, как вдруг мне пришло на ум, что в течение вечера я ни разу не вспомнил
о моей жестокой красавице… «Что же это значит? – спросил я самого себя. – Разве я не
влюблен?» Но, задав себе этот вопрос, я, кажется, немедленно заснул, как дитя в колыбели.

III

На другое утро (я уже проснулся, но еще не вставал) стук палки раздался у меня под
окном, и голос, который я тотчас признал за голос Гагина, запел:

Ты спишь ли? Гитарой
Тебя разбужу…

Я поспешил ему отворить дверь.
– Здравствуйте, – сказал Гагин, входя, – я вас раненько потревожил, но посмотрите,
какое утро. Свежесть, роса, жаворонки поют…
С своими курчавыми блестящими волосами, открытой шеей и розовыми щеками он сам
был свеж, как утро.
Я оделся; мы вышли в садик, сели на лавочку, велели подать себе кофе и принялись
беседовать. Гагин сообщил мне свои планы на будущее: владея порядочным состоянием и ни
от кого не завися, он хотел посвятить себя живописи и только сожалел о том, что поздно
хватился за ум и много времени потратил по-пустому; я также упомянул о моих
предположениях, да, кстати, поверил ему тайну моей несчастной любви. Он выслушал меня
с снисхождением, но, сколько я мог заметить, сильного сочувствия к моей страсти я в нем не
возбудил. Вздохнувши вслед за мной раза два из вежливости, Гагин предложил мне пойти к
нему посмотреть его этюды. Я тотчас согласился.
Мы не застали Асю. Она, по словам хозяйки, отправилась на «развалину». Верстах в
двух от города Л. находились остатки феодального замка. Гагин раскрыл мне все свои
картоны. В его этюдах было много жизни и правды, что-то свободное и широкое; но ни один
из них не был окончен, и рисунок показался мне небрежен и неверен. Я откровенно высказал
ему мое мнение.
– Да, да, – подхватил он со вздохом, – вы правы; все это очень плохо и незрело, что
делать! Не учился я как следует, да и проклятая славянская распущенность берет свое. Пока
мечтаешь о работе, так и паришь орлом: землю, кажется, сдвинул бы с места – а в
исполнении тотчас слабеешь и устаешь.
Я начал было ободрять его, но он махнул рукой и, собравши картоны в охапку, бросил
их на диван.
– Коли хватит терпенья, из меня выйдет что-нибудь, – промолвил он сквозь зубы, – не
хватит, останусь недорослем из дворян. Пойдемте-ка лучше Асю отыскивать.
Мы пошли.