Page 151 - Этюды о ученых

Базеле ему не дали. Поездка в Россию поначалу казалась авантюрой: мог ли он знать, что
там, на гранитных берегах Невы, зарыты все клады его гения?…
В Петербурге Эйлер стал адъюнкт-профессором математики. Он обладал
поразительной даже для гениального человека работоспособностью. Огромное
перенапряжение доводило его до мозговых воспалений, он потерял глаз, но продолжал
работать в том же, недоступном другим людям темпе.
Просто перечислить его труды невозможно: ведь он написал около 700 (!) работ.
Полное собрание его сочинений, которое издаётся в Швейцарии уже 61 год, должно состоять
из 72 томов. Лучше сказать о стиле Эйлера-математика, отличающегося от многих великих
математиков удивительным даром обобщения, осмысления и применения уже открытого.
Эйлер не был знаком ни с Ньютоном, ни с Лейбницем, но именно он стал первым их
преемником, вырастившим из брошенного ими семени интеграла редкостно прекрасные
математические плоды, отданные затем механике и технике. Он был педант, и многие
считали его человеком сухим и скучным. Взглядов придерживался консервативных, был
истым кальвинистом, ворчал на остроумцев, осуждал литераторов, из всех развлечений
любил только кукольный театр. Но сколько изобретательности, изящества, остроумия в его
собственных работах! Его биографы, говоря о его математических сочинениях, чуть ли не
впервые вводят в дифференциальное и интегральное исчисления понятие «красота», формы
его работ антично совершенны, многие математические откровения Эйлера нетронутыми
перешли в учебники наших дней.
Наверное, чувства, обуревавшие его в минуты вдохновения, более близки музыканту,
чем учёному… Нет, конечно, не все гладко было и в России. Бирон – фаворит царицы Анны
Иоанновны – создал в академии атмосферу невыносимую. Как ни далёк был Эйлер от
дворцовых интриг и светских пересудов, но даже он не мог вытерпеть самоуправства и
грубостей курляндского герцога. Очень не хотелось уезжать, да и трудно было сдвигать с
места налаженное хозяйство большой семьи (Эйлер женился в Петербурге в 1733 году. Он
был отцом 13 детей и дедом 38 внуков). Но он вынужден был уехать в Берлин: регентство
Анны Леопольдовны не сулило ничего хорошего.
Но русская академия продолжала считать его своим членом. За опубликованные
сочинения ему посылали в Берлин деньги, поддерживая материально нуждавшегося учёного.
Узнав, что во время Семилетней войны пострадало его поместье, фельдмаршал Пётр
Семёнович Салтыков щедро оплатил все издержки, а императрица прибавила к ним четыре
тысячи рублей. Сам он очень тосковал по Петербургу. Там молодость, там лучшее, что он
сделал. И он вернулся.
Вскоре после возвращения начались напасти: Эйлер ослеп. Через пять лет дотла сгорел
его дом в Петербурге, только чудом удалось спасти его рукописи. Старик крепился и не
унывал. Именно в эти годы по иронии судьбы издаёт он три тома «Оптики»: слепой
проводит блестящий математический анализ световых явлений. Он исследует движения
Венеры и Луны, пишет трактат по теории музыки, разбирает вопросы колебаний струн и
движения жидкостей, – как и прежде, его интересует все на свете, поскольку все на свете
нуждается в математическом отражении. Он побеждал окружающий его мрак своей
феноменальной памятью и воображением, диктовал письма, спорил с учениками, балагурил
с внучатами, принимал гостей и сановных визитёров.
Когда он диктовал свою последнюю работу, он не знал, что она относится к области
аэродинамики – тогда ещё не существовало такого слова. Просто уж слишком много
говорили вокруг об этих аэростатах. Слепой из XVIII века заглядывал в век XX.
7 сентября 1783 года пил чай, играл с внуком, но вдруг выронил трубку и только успел
крикнуть: «Умираю!» Кондорсэ, историк науки, сказал потом крылатую фразу: «Эйлер
перестал жить и вычислять».