Page 32 - Борьба миров

показался Уольстонский мост, начинавшиеся лихорадка и физическая слабость превозмогли
мой страх. Я причалил к Миддльсекскому берегу и в изнеможении, почти замертво, свалился
в высокую траву. Было, должно быть, часа четыре или пять вечера. Я поднялся, прошел с
полмили вперед и, не встретив ни души, снова лег в тени изгороди. Смутно помню, что я как
будто разговаривал сам с собой во время этого утомительного перехода. Помню еще, что
меня мучила жажда и я сожалел, что не напился досыта воды из реки. И любопытно еще то,
что я почему-то сердился на свою жену. Не знаю почему, но мое бессильное желание
попасть поскорее в Лизсерхед страшно раздражало меня.
Я уже не могу припомнить, когда появился викарий. Должно быть, я дремал тогда. В
моей памяти запечатлелась лишь его сидящая фигура, с вымазанными сажей рукавами
рубашки и с приподнятым кверху гладко выбритым лицом, пристально следившим, как
плясал на небе отблеск пожара. Небо было усеяно мелкими перистыми облачками, чуть-чуть
розовевшими от заката.
Услыхав шум от моего движения, он быстро взглянул на меня.
— Есть у вас вода? — спросил я, не здороваясь с ним. Он покачал головой.
— Вот уж час, как вы просите воды, — сказал он.
С минуту мы молчали и рассматривали друг друга. Я должен был казаться ему весьма
странным: почти голый, — на мне не было ничего, кроме мокрых брюк и носков, — с
обожженной кожей и с черным от дыма лицом и плечами. У него было невыразительное
лицо с бесхарактерным подбородком. Его волосы, почти льняного цвета, спускались
волнами на низкий лоб. Бледноголубые, довольно большие глаза смотрели тупо куда-то в
пространство. Он говорил отрывисто и не глядел на меня.
— Что все это значит? — сказал он. — Что означает то, что творится кругом?
Я посмотрел на него пристально и не ответил ему. Он вытянул тонкую белую руку и
продолжал жалобным тоном.
— Зачем допускают подобные вещи? Чем мы согрешили? Сегодня, по окончании
обедни, я вышел погулять по улицам, чтобы немного освежиться, и вдруг — огонь,
землетрясение, смерть! Точно Содом и Гоморра! Вся работа уничтожена, вся работа… Кто
они, эти марсиане?
— А мы кто? — ответил я, откашлявшись.
Он обхватил руками колени и повернулся ко мне. С пол-минуты он сидел молча.
— Я бродил по улицам, чтобы освежить голову, — вторил он. — И вдруг… огонь,
землетрясение, смерть!..
Он снова замолчал, уткнувшись подбородком в колени. Через некоторое время он
опять заговорил, размахнем рукой:
— Вся работа… воскресные школы… Что мы такое сделали? Что сделал Уэйбридж?
Все исчезло… Все разрушено! Церковь!.. Три года тому назад мы отстроили ее заново…
Разрушена! Сметена с лица земли!.. За что?..
Снова пауза, а потом опять бессвязная речь.
— Дым от этого пожара будет вечно возноситься к небу! — крикнул он.
Глаза его горели, а его длинный, тонкий палец указывал на Уэйбридж.
Я начинал понимать, кто передо мною. Страшная трагедия, разыгравшаяся в
Уэйбридже, к которой он оказался причастным — повидимому, он был беглецом из
Уэйбриджа, — привела его на край бездны, и он потерял рассудок.
— Далеко мы от Сенбюри? — спросил я равнодушным тоном.
— Что нам делать? — продолжал он. — Неужели эти существа везде? И земля отдана
им во власть?
— Далеко до Сенбюри?
— Еще сегодня утром я служил в церкви.
— С тех пор все изменилось, — сказал я спокойно. — Нужно держать голову высоко.
Еще есть надежда!..
— Надежда?