Page 106 - И дольше века длится день
P. 106

национальные ценности, вплоть до отказа от родного языка. Попробуй схвати такого, если на
               каждом шагу он заявляет, что говорит и думает непременно на языке Ленина…
                     И именно в этот оскудевший событиями период, трудный для наращивания борьбы по
               выявлению  новых  скрытых  врагов,  майору  Тансыкбаеву,  пусть  и  случайно,  но  все  же
               повезло. Донос на Абуталипа Куттыбаева с разъезда Боранлы-Буранный попал ему в руки
               как  довольно  второстепенный  по  значимости  материал,  скорее  для  ознакомления,  нежели
               для серьезного расследования. Однако Тансыкбаев не упустил своего. Чутье не подвело его.
               Тансыкбаев не поленился, съездил на место разобраться и теперь все больше убеждался, что
               это  скромное,  на  первый  взгляд,  дело  при  соответствующей  обработке  может  обрести
               достаточную весомость. И, стало быть, если все образуется как надо, то поощрения свыше
               наверняка не обойдут и его. Разве не свидетель он подобного торжества в данный момент за
               данным столом, разве не знает он, как устраиваются подобные вещи? Разве худо ему среди
               этих  хорошо  знакомых  людей,  верой  и  правдой  преданных  Богу-Власти  и  поэтому
               блаженствующих сегодня с хрусталем на столе и на потолке? Но путь к Богу-Власти только
               один  —  через  черное,  неустанное  служение  ему  в  выявлении  и  разоблачении
               замаскировавшихся врагов.
                     А среди врагов следует особенно бдительно следить за теми, кто побывал в плену. Они
               преступники уже потому, что не пустили себе пулю в лоб, ибо обязаны были не сдаваться, а
               умереть  и  этим  доказать  свою  абсолютную  преданность  Богу-Власти,  который  требовал
               неукоснительного — умереть, но не сдаваться в плен. А кто сдался, тот  — преступник. И
               неизбежная кара за это должна служить предупреждением всем, на все  времена  —  на все
               поколения.  Такова  установка  самого  Вождя  —  Бога-Власти.  Куттыбаев  же,  взятый  им  на
               расследование, как раз из числа бывших военнопленных, причем, что чрезвычайно важно, в
               его  деле  есть  очень  нужная  зацепка,  очень  актуальная  деталь, —  если  удастся  выбить  у
               Куттыбаева признание на этот счет, пусть даже небольшой факт, то и это может пригодиться
               в  большом  деле,  как  гвоздок  на  своем  месте, —  послужить  для  разоблачения  изначально
               предательских  замыслов  ревизионистской  клики  Тито  —  Ранковича,  претендующей  на
               особый  путь  развития  Югославии  без  одобрения  Сталина.  Ишь,  чего  захотели!  Давно  ли
               кончилась война, а они уже отделяться решили. Не выйдет! Сталин развеет в прах эту идею и
               пустит ее по ветру. И совсем нелишне будет при  этом доказать в очередной раз, пусть на
               малом факте, что предательские ревизионистские идеи зарождались в Югославии уже давно,
               еще  в  годы  войны  среди  партизанских  командиров,  и  что  происходило  это  под  прямым
               влиянием английских спецслужб. А в записках Абуталипа Куттыбаева есть воспоминания,
               как  югославские  партизаны  встречались  с  англичанами,  стало  быть,  есть  все  основания
               заставить его сказать то, что требуется сейчас. А раз так, необходимо добиться этого во что
               бы то ни стало. Расшибиться в лепешку, но заставить этого сарозекского писаку выложить
               все,  что  надо.  Ведь  в  политике  пригодно  все,  что  летит  в  подветренную  сторону.  Каждая
               мелочь  может пригодиться, может послужить камнем, брошенным во врага, чтобы добить
               его в идейной схватке. Отсюда возникает задача добыть тот камень, даже камушек, и, пусть
               символически, но как бы самолично, от сердца, вложить его, тот лишний камушек, в руку
               самого  Бога-Власти,  чтобы,  если  не  сам  Он,  то  поручил  бы,  кому  следует,  пульнуть  тем
               камнем  в  прихвостней,  как  пишут  в  газетах,  ненавистного  ревизиониста  Тито  и  его
               приспешника Ранковича. А не пригодится, скажут мелковат, все равно усердие зачтется…
               Глядишь, все, кто сидят сейчас за столом, окажутся и у него, будут сидеть вот так в его доме
               по отменному случаю. Ведь смысл жизни — в счастье, а успех — начало счастья.
                     Об этом думалось в тот званый вечер кречетоглазому Тансыкбаеву, и, сидя за столом и
               вроде бы по ходу разговоров перебрасываясь репликами с другими, он, как пловец в бурном
               потоке реки, плыл в тот час в нарастающей стремнине своих страстей и вожделений. И лишь
               жена его Айкумис, хорошо знавшая мужа, заметила, что с ним что-то происходит, что он
               готовится к чему-то, как ярый зверь, вышедший ночью на охоту и уже  учуявший добычу.
               Она видела это по его глазам, немигающий, соколиный взор которых временами то леденел,
               то  покрывался  дымкой  взволнованности.  И  поэтому  она  шепнула  ему:  «Отсюда  уйдем
   101   102   103   104   105   106   107   108   109   110   111