Page 111 - И дольше века длится день

прозорливым. Готовясь к вторжению в Европу, он прикинул, предусмотрел все до мелочей.
Через верных лазутчиков и перебежчиков, через купцов и пилигримов, через странствующих
дервишей, через деловых китайцев, уйгуров, арабов и персов выведал все, что следовало
знать для продвижения огромных воинских масс, — все наиболее удобные пути и
переправы. Им были учтены нравы и обычаи, религии и занятия жителей тех мест, куда
двигались его войска. Писать он не умел, и все это приходилось держать в голове, в уме
соотнося пользу и вред каждого явления.
Только так могла быть достигнута слаженность в деле и, самое главное,
неукоснительная, железная дисциплина, только так можно было рассчитывать на успех.
Чингисхан не допускал никаких послаблений — никто и ничто не должны были быть
помехой главной его цели — походу на Запад, делу его жизни. Именно тогда, продумывая
свою стратегию, Чингисхан пришел к беспрецедентному в веках повелению — запрету
деторождения в народе-армии. Дело в том, что жены и малые дети боевых конников обычно
следовали за войском в семейных обозах, кочуя с армией с места на место. Традиция эта
существовала издавна, диктовалась она жизненной необходимостью, ибо в нескончаемых
междоусобицах враги нередко мстили друг другу, истребляя жен и детей, оставшихся на
местах без защиты. Причем беременных женщин убивали в первую очередь, чтобы подсечь
корень рода.
Но жизнь со временем менялась. Прежде постоянно враждовавшие племена при
Чингисхане все больше примирялись и объединялись под единым куполом великого
государства. В молодости, когда Чингисхан еще именовался Темучином, он немало повоевал
с соседними племенами, и сам лютовал, и настрадался, и любимая жена его Бортэ была
похищена при набеге меркитов и побывала в наложницах. Возымев власть, Чингисхан стал
пресекать междоусобицы со всей беспощадностью. Распри мешали ему править, подрывали
силы государства. Шли годы, и постепенно надобность в старой форме обозно-семейной
жизни отпадала. Но самое главное — семья в обозе становилась бременем для армии,
помехой мобильности в военных операциях широкого масштаба, особенно в наступлении и
на переправах через водные препятствия. Отсюда и высочайшее указание степного
властелина — категорически запретить женщинам, следующим в обозах за войском, рожать
детей до победоносного завершения Западного похода. Это повеление сделано им было за
полтора года до выступления. Он сказал тогда:
— Покорим западные страны, остановим коней, сойдем со стремян — и пусть тогда
обозные женщины рожают, сколько хотят. А до этого мои уши не должны слышать вестей о
родах в туменах…
Для Чингизхана превыше всего было то, что способствовало успеху Западного похода
и неприемлемо всет то, что мешало достижению цели; даже законы естества он отвергал
ради военных соображений, кощунствуя над самой жизнью и над Богом. Он хотел и Бога
поставить себе на службу, ибо зачатие есть весть от Бога.
И никто ни в народе, ни в армии не воспротивился и даже не помыслил воспротивиться
насилию, к тому времени власть Чингисхана достигла такой невиданной силы и средоточия,
что все беспрекословно подчинились неслыханному повелению на запрет деторождения,
поскольку ослушание неизбежно каралось смертью…
Вот уже семнадцатый день, как Чингисхан, находясь в пути, в походе на Запад,
испытывал особое, небывалое состояние духа. Внешне великий хаган держался, как и всегда,
как подобало его особе, — строго, отчужденно, подобно соколу в часы покоя. Но в душе он
ликовал, пел песни и сочинял стихи:

…Облачной ночью,
Юрту мою прикрытым дымником
Окружив, лежала стража моя
И усыпляла меня в дворцовой юрте моей.
Сегодня в пути хочу сказать благодарность.