Page 36 - И дольше века длится день
P. 36
Кто знает, как почувствовали бы себя Едигей и Укубала по мере углубления в сарозеки,
если бы не Казангап, уверенно шагавший впереди, ведя на поводу верблюда. Едигей же ехал
верхом среди разной поклажи. Конечно, Укубале полагалось ехать верхом, а не ему. Но
Казангап и особенно сама Укубала упросили, почти заставили Едигея взгромоздиться на
верблюда: «Мы здоровые люди, а тебе надо пока силы поберечь, не спорь, не задерживай,
путь далек впереди…» Верблюд был молодой, еще слабоватый для больших нагрузок,
поэтому двое шагали рядом, а третий ехал верхом. Это на нынешнем едигеевском Каранаре
спокойно устроились бы все трое и гораздо быстрее, за три с половиной — четыре часа
резвого трота, прибыли бы на место. А они добрались тогда до Боранлы-Буранного лишь
поздно ночью.
Но путь тот в разговорах да в разглядывании незнакомых мест прошел незаметно.
Казангап рассказывал по дороге о здешнем житье-бытье — рассказывал о том, как попал
сюда, в сарозекские края, на железную дорогу. Лет-то ему было не так много, оказывается,
тридцать шестой пошел в том году, перед окончанием войны. Родом он был из приаральских
казахов. Его аул Бешагач отстоял от Жангельди в тридцати километрах по побережью. И
хотя давно уже Казангап уехал оттуда, с тех пор прошло много лет, он ни разу не наведался в
свой Бешагач. Были на то причины. Отца его, оказывается, выслали по ликвидации
кулачества как класса, и тот вскоре умер в пути, возвращаясь из ссылки, когда выяснилось,
что никакой он не кулак, что попал он под перегиб и что напрасно, а точнее говоря,
ошибочно обошлись столь круто с такими середняками-хозяевами, как он. Дали отбой, но
было уже поздно. Семья — братья, сестры — разбрелись тем временем кто куда, лишь бы с
глаз подальше. И с тех пор как в воду канули. Казангапа, тогда молодого парня, особо
ретивые активисты все принуждали выступать на собрании с осуждением отца, чтобы он
сказал принародно, что горячо поддерживает линию, что отец его был правильно осужден
как чуждый элемент, что он отрекается от такого отца и что таким, как его отец, классовым
врагам нет места на земле и повсюду им должна быть непременная гибель.
Пришлось Казангапу податься в очень дальние края, чтобы избежать того позора.
Целых шесть лет проработал он в Бетпак-Дале — в Голодной степи под Самаркандом. Землю
ту, веками нетронутую, начинали тогда осваивать под хлопковые плантации. Люди нужны
были позарез. Жили в бараках, рыли канавы. Землекопом был, трактористом был,
бригадиром был, грамоту почетную получил Казангап за ударный труд. Там и женился. В
Голодную степь тянулись тогда на заработки люди со всех сторон. Из-под Хивы прибыла
каракалпачка Букей вместе с семьей брата на бетпак-далинские работы. А получилось, что
суждено им было встретиться. Поженились в Бетпак-Дале и решили вернуться на родину
Казангапа, на Аральское море, к своим людям, на свою землю. Но только не продумали все
7
до конца. Ехали долго, с пересадками, на «максимах» , а когда еще одну пересадку стали
делать, на Кумбеле, встретил Казангап случайно своих аральских земляков и понял из
разговоров, что не следует ему возвращаться в Бешагач. Оказывается, делами там заправляли
все те же перегибщики. А раз так, раздумал Казангап возвращаться в свой аул. Не потому,
что чего-то опасался, теперь у него была грамота самого Узбекистана. Не хотелось видеть
людей, торжествовавших в злоглумлении над ним. Им пока все сошло с рук, и как было
после всего этого спокойно здороваться, делать вид, что ничего не произошло!
Казангап не любил об этом вспоминать и не понимал, что, кроме него, об этом все уже
давно думать забыли. За долгие-долгие годы, последовавшие после приезда в сарозеки, лишь
дважды дал он почувствовать, что для него нет забытого. Однажды сын крепко раздосадовал
его, в другой раз Едигей неловко пошутил.
В один из приездов Сабитжана сидели они все за чаем, беседы вели, новости городские
слушали. Рассказывал среди прочего Сабитжан, посмеиваясь, что те казахи да киргизы,
которые в годы коллективизации ушли в Синьцзян, теперь снова возвращаются. Там их
7 «Максимы» — так назывались эшелоны, предназначенные для перевозки людей.