Page 141 - Горячий снег

кто идет?» И покрепче рявкать, чтоб коленки замандражировали. А ну-ка, голосни еще
разик!
— Не могу я… Не могу, товарищ сержант… стреляют, они стреляют, — оправдываясь,
забормотал из ровика Чибисов жалким, всхлипывающим голосом. — Прикуривал давеча,
зажег, а над головой — свись — и в бруствер. Ка-ак они пульнули из автомата!..
— Откуда? Где стреляют? — строго спросил Кузнецов, не видя Чибисова и подходя к
ровику.
Одиноко темнело на огневой, словно бы давно брошенное расчетом, орудие, прикрытое
чьей-то хлопающей на ветру плащ-палаткой, груда стреляных гильз меж раздвинутых
станин, снежок в земляных морщинах брустверов — все показалось одичалым, лиловатым от
близкого зарева на том берегу. А этот как озябший от холода голос Чибисова выборматывал
из темноты:
— Пригнулись бы вы, пригнулись… заметил он орудие, бьет…
Чибисов не вылезал из ровика, был не виден в нем, сливался с его краями, и Кузнецов
проговорил с раздраженной командной интонацией:
— Что вы, как крот, зарылись в землю, Чибисов? В стереотрубу вас не увидишь!
Выйдите сюда. Где Нечаев?
Но было отчего-то стыдно и неловко после своей грубоватой команды смотреть, как
завозился в ровике Чибисов, как выполз он боком на огневую и ныряюще пригнулся, сев на
станину, с предосторожностью озираясь на противоположный берег; кургузая шинель
топорщилась колоколом, выглядывало из подшлемника треугольное, приготовленное к
опасности, небритое личико; карабин держал будто палку. «Странно, каким образом перенес
он этот бой? — подумал Кузнецов, припомнив Чибисова во время бомбежки, когда упал он,
а мыши с писком прыгали на его спину из нор под бровкой ровика, стесанной осколком. —
Что он тогда говорил? А, да… „Дети, ведь дети у меня“.
— Наблюдаю я, товарищ лейтенант. А Нечаев в землянке… там они… Санинструктор
туда пришла, Зоя… Рубин еще, ездовой. Чего-то они говорят. А тут с того берега стреляют…
Кресалом чиркнул, а пуля — свись в бруствер. Нагнулись бы, не ровен час…
— Откуда стреляют? Из какого именно места? — спросил Кузнецов.
— С того берега, товарищ лейтенант. Близенько они в домах сидят, орудие наше
видят…
Это несмелое, заискивающее объяснение Чибисова, его маленькое, в неопрятной
щетине личико, оборачиваемое то к нему, то к Уханову, это его какое-то глупое или мудрое
беспокойство, его предупреждение — казались чуждыми, из другой жизни, и не было
прежней жалости к Чибисову.
— Снайперов заметили на том берегу, а перед носом ничего не видите, — раздраженно
сказал Кузнецов. — Наблюдатель называется!
— А? — весь подался на станине, всполошился Чибисов. — О чем говорите, товарищ
лейтенант?
— Наблюдайте повнимательнее за холмами — там немецкая санитарная машина.
Убитых собирают. Не все время в тыл смотрите, но и вперед. Из-под носа немцы орудие
утащат. Поняли?
— Насчет снайперов сейчас проверим, что тебе мерещится, Чибисов, — сказал Уханов
и, подождав, неторопливо и добродушно приказал: — Примись за бруствер, лейтенант.
Чибисов, ныряй в ровик. В момент, ну! На огонек, говоришь, с того берега стреляют?
Проверим.
С шутливым видом он вынул из кармана зажигалку и, подкидывая ее на ладони, сделал
знак Чибисову; тот, порывисто задышав, сорвался со станин, засуетившись, как зверек перед
норой, втиснулся в ровик, затих в нем. Кузнецов стоял, едва сообразив, зачем все это нужно
было Уханову.
— Пригнись, лейтенант, на всякий случай. — Уханов нажал на плечо Кузнецова,
пригибая его к брустверу, после пригнулся сам, поднял руку, тотчас чиркнул зажигалкой над