Page 188 - Горячий снег

посмотревшему на него, и захромал к выходу. — Без лукавых философий, — добавил он на
пороге.
За спиной его упала тишина.
Божичко мялся в ходе сообщения, ногой нервозно разбивал невидимые комья земли, и
здесь, с глазу на глаз с адъютантом, охваченный предчувствием случившейся беды, Бессонов
поторопил его:
— Что молчите, Божичко, докладывайте! В чем дело?
— Веснин… товарищ командующий…
— Где? Не может быть! Объясните по-человечески! Где он?
— Товарищ командующий… только что на энпэ прибыл майор Титков, раненый…
сообщил, что члена Военного совета…
— Что? Ранен? Убит?
Божичко, уронив голову, давил каблуком комья земли под ногами, и Бессонов, в
горячей испарине, с жарко всполыхнувшейся пронзительной болью в ноге, в первый раз за
это время поднял на него голос, перестав владеть собой:
— Я вас спрашиваю: ранен или убит? Что вы, онемели? Убит?
— Да, товарищ командующий… По дороге напоролись на немцев. Вас ждет Титков в
блиндаже связи, — сказал Божичко. — Лично вам хочет доложить.
«Веснин убит? По дороге напоролись на немцев? Где? В станице? Что такое говорит
Божичко? Как случилось?» — отталкивал Бессонов разумом это внезапное, непредвиденное,
точно обвал, сообщение о несчастье, сомневаясь еще, что это действительно случилось и что
вот через несколько секунд, неопровержимым доказательством гибели Веснина, он увидит
майора Титкова, начальника охраны, заранее разгневанный на него и за то, что произошло, и
за то, что сам Титков мог быть таким доказательством.
— Что ж, пошли, Божичко, — проговорил Бессонов. — Пошли…
Огни ламп, телефонные аппараты, рация, карта на столе, лица зыбились, смутно плыли
в тихом и теплом воздухе блиндажа; все замолкли при появлении Бессонова, потом неясная,
короткая, обрубленная тень человеческой фигуры колыхнулась сбоку, и, овеянный запахом
свершившейся беды, слабым бестелесным звуком «товарищ генерал…», Бессонов сел к
столу и, вынув носовой платок, обтер подбородок, шею, чтобы пропустить минуту, не
разжаться сразу, не обрушить душивший его гнев на этот исходивший от тени безжизненно-
плоский, серого, гибельного цвета голос, который должен был сообщить ему о смерти
Веснина. И, обтирая испарину, спросил после долгого, выдержанного им молчания:
— Где напоролись на немцев, майор Титков?
— На северо-западной окраине станицы, товарищ командующий… машина с охраной
шла впереди…
Стоило усилий повернуть голову, взглянуть в сторону этого одиноко и оправдательно,
как на суде, звучащего в блиндаже голоса, ставшего теперь каким-то буро-мглистым;
захотелось вдруг увидеть Титкова всего — его лицо, глаза, — проникнуть мимо слов в
истину случившегося, представить те последние минуты, которым был он свидетелем и
очевидцем.
Майор Титков, тенью шатаясь у двери блиндажа, был неузнаваем: круглая голова
обмотана бинтом до переносицы, низкорослая, подобная железной глыбе, широкогрудая
фигура его облачена в лохмотья полушубка, полы надорваны, истерзаны; разворочен,
видимо разрывной пулей, левый рукав, оттуда наружу безобразно торчал клочками мех; под
серой шапкой нечистого бинта — отчаявшиеся кровяные глаза; и опять тот же исполненный
отчаяния голос:
— Немецкая разведка шла к машинам. Товарищ член Военного совета отказался
отходить к домам. До них было метров двести. Открытое место… Приказал принять бой…
— Как погиб?.. — прервал Бессонов. — Как погиб Веснин?
— Минут десять отстреливались мы. Потом обернулся я, вижу: товарищ член Военного
совета на спине лежит подле машины, руку с пистолетом к груди прижал, а кровь из горла