Page 185 - Горячий снег

оставив без внимания со значением подчеркнутые детали из биографии пленного, в
задумчивости походил, разминая ногу, по блиндажу, на ходу обратился к переводчику —
розовощекому капитану:
— Он показал, что шестая дивизия вчера введена в бой?
— Нет, товарищ командующий. По его словам, вчера вступила в бой семнадцатая
танковая дивизия. Из резерва группы армий «Дон».
Стало тихо. Пахло в блиндаже каким-то лекарством, холодным ворсом чужой шинели,
чужим потом; пламя бурлило в раскрытой дверце печки, по ее накаленному железу
пробегали вишневые искорки. Молоденький капитан-переводчик, кричаще выделяясь здесь
выспавшимися, бойкими, ловящими глазами, сверх необходимости подтянутый, с вымытым
одеколоном, целлулоидным подворотничком, сверкавшим на шее при поворотах головы то в
сторону Бессонова, то в сторону немца, до ушей зарделся оттого, наверно, что Бессонов
томительно долго не задавал никаких вопросов, только скрипел в тишине палочкой,
прихрамывая по блиндажу, в накинутом на плечи полушубке, изредка взглядывая на немца
сквозь опухлые красноватые веки.
«Так что это за немец? Из кадровых? Воевал под Москвой? Начал с сорок первого…».
А немец по-прежнему не менял выбранной позы: безучастный ко всему, потухший взор
мертво впаян в угол блиндажа, правая рука в неснятой меховой перчатке поддерживала
свежеперебинтованную кисть левой руки; он еще стремился сохранить достойный вид
обезоруженного, попавшего в плен и тем не менее совершенно равнодушного к своей судьбе
немецкого офицера, каким должны были представлять его русские; но то, как он трепетно и
глубоко хватал расширявшимися ноздрями воздух, безошибочно говорило Бессонову, к чему
приготовил себя немец.
С сорок первого года одно и то же чувство неудовлетворенного и тайного интереса
испытывал Бессонов при случайном или не случайном допросе пленных. Кроме желания
узнать необходимое, что важно было ему узнать, в тех или иных деталях, о намечающихся
действиях чужой армии, против которой он более года воевал, каждый раз появлялось особо
острое желание уточнить и всецело познать истину, умонастроение той, враждебной
стороны: кто же вы такие, немцы, захватившие почти всю Европу, ведущие бои в Африке и
начавшие войну против нас? Что скажет и что думает в данную минуту этот физически
сильный, плотный в теле майор с обмороженной рукой, обмороженными щеками, взятый
прошлой ночью из штабной машины?
Но, удерживаясь задать вопрос, что думает немецкий майор о прошлых боях под
Москвой и о нынешних боях под Сталинградом, Бессонов спросил:
— Когда шестая танковая дивизия прибыла в состав группы армий «Дон» под
Сталинград? Откуда прибыла?
Краснощекий капитан бойко перевел.
Немец с неизбывным равнодушием стал отвечать, скупо роняя слова, снизу
поддерживая меховой перчаткой перебинтованную кисть, а капитан-переводчик
беспричинно счастливо улыбнулся Бессонову, начал переводить с видимым удовольствием
от прекрасно понятого ответа пленного:
— Полторы недели назад дивизия из Франции прибыла в Котельниково. Нас не повезли
через Париж, а направили кружным путем. В Берлине остановки не было. В Барановичах мы
почувствовали, что близко ваши партизаны, — вагоны и локомотивы валялись под откосом.
Нигде не было нормального света. Электростанции не работали. Брянск утопал в снегах.
Проехали через Курск и Белгород, потом начались степи. Бескрайние дикие степи. Мы
догадывались, что едем под Сталинград.
— Из Франции? — переспросил Бессонов.
— Во Франции дивизия пополнялась и перевооружалась после боев под Москвой…
Бескрайние степи зимой показались нам десятками Франций. Пустые степи и беспредельные
снега. И такой же холод под Сталинградом, как под Москвой.
«Да, десятки Франций, — согласился с горечью Бессонов, как на карте отмерив это