Page 45 - Горячий снег

недоволен, озабочен, вследствие, может быть, напоминания о сорок первом годе или
замечания о том, что замедлились действия наших войск против окруженной группировки
Паулюса, — и пойманный им взгляд Сталина, когда приблизился он, был холодно
сосредоточен, со спокойной твердостью не выпуская Бессонова.
— В чем задача и цель полководца, — заговорил Сталин, обращаясь уже не к
Бессонову, а к самому себе, в раздумье, как на точных весах взвешивая слова. — Главная
задача полководца — узнать в лицо и изучить противника. Подготовить и выждать момент.
Натренировать мускулы. Внезапно нанести удар. И одержать победу.
Он жестом подчеркнул — «одержать победу», его шершавое, все в мельчайших
оспинках лицо на миг стало удовлетворенным.
— И всякие маловеры будут повержены, — договорил Сталин, вторично жестом
подчеркнув слова. — Трусы и малодушные скептики, товарищ Бессонов. А такие еще есть, к
сожалению.
И Сталин с нахмуренным лицом человека, не расположенного вести дальше разговор,
подошел к письменному столу в конце кабинета, снял телефонную трубку, но, поперхав,
покашляв, замедленно опустил ее на рычаг. Потом минуты две равнодушно стоял к
Бессонову боком, точно забыв о его присутствии; затем темно-смуглая, покрытая
золотистыми волосами, небольшая его рука со стуком выбила пепел из погасшей трубки; он
раскрыл на столе коробку с папиросами, нажимами пальцев стал ломать папиросы над
пепельницей, крошить в трубку табак.
«Дал знать, что я должен уйти. Как видно, вызвал меня, чтобы только взглянуть на
нового командующего, и остался не очень доволен мной, — подумал Бессонов. — Что ж,
значит, мое назначение на армию по совету Рокоссовского было случайным…».
Сталин продолжал крошить табак в трубку, приминать его и после затянувшейся паузы
заговорил очень тихо:
— Скажите, товарищ Бессонов, вы учились, а потом преподавали в академии… Это
известный факт. Знакомы вы были с неким генералом Власовым?
«Почему он спросил о Власове? — мелькнуло в сознании Бессонова. — В связи с чем
он вспомнил об этом?»
— Был знаком, — ответил с забившимся сердцем Бессонов, слышавший уже от
работников Генштаба об июньских событиях на Волховском фронте, о трагедии 2-й ударной
армии, в которой служил его сын, пропавший без вести. — Был знаком, — повторил
Бессонов. — Учились в академии в одно время…
— Какое же ваше личное мнение о Власове тех лет? Говорят, был самолюбив и
чересчур обидчив?
— Это не бросалось в глаза, товарищ Сталин, в те годы он особенно тесно ни с кем не
общался, как я помню.
— Говорят, что этот самолюбивый генерал, сдавшийся немцам, был трусом, очень
застенчивым в бою, как тот ермоловский генерал. Это так?
— Ничего не могу сказать об этих его качествах, товарищ Сталин. Не приходилось
встречаться с Власовым на фронте, — ответил вполголоса Бессонов. — Одно знаю твердо: в
академии он ничем особенным не выделялся — был человеком средних способностей.
— Стало известно, что этот политический авантюрист средних способностей, — с
раздражением проговорил Сталин, — пошел в услужение к немцам. По вине этого
застенчивого генерала шесть тысяч из его армии погибло, восемь тысяч пропало без вести.
По-моему, товарищ Бессонов, в плен часто попадают политически и морально нестойкие
элементы. В какой-то мере недовольные нашим строем… За некоторым исключением.
Согласны?
«Не может быть, чтобы Виктор в числе этих восьми тысяч, пропавших без вести, попал
в плен!.. Почему Сталин заговорил об этом?» — опять подумал Бессонов, ощущая
толкнувшуюся ожогом боль в ноге и испытывая непреоборимое желание вытереть жаркий
пот с висков.