Page 54 - Горячий снег

раздражаясь на себя, и некоторое время стоял спиной ко всем, упорно разглядывая вышитые
холщовые рушники, висящие под иконой.
— Вот что, — поворачиваясь, произнес Бессонов оттуда, из угла, нащупывая
встречный взгляд Яценко и стараясь говорить спокойно. — Немедленно передайте
распоряжение командиру механизированного корпуса: ни минуты не ждать горючего,
загружать боеприпасами способные двигаться машины и танки. Все наши свободные
машины — из штаба, из тылов — в корпус. Передать начальнику артснабжения и командиру
корпуса: если через два часа бригады с полным боекомплектом не выйдут на заданный
рубеж, буду расценивать это как неспособность справляться со своими обязанностями!
«Да, я так и предполагал. Начинает брать армию в руки, — подумал Веснин,
вслушиваясь в скрипучий голос Бессонова. — Так вот он сразу как…».
— Второе… — продолжал Бессонов и подошел к столу, глядя на командующего
артиллерией генерала Ломидзе, намереваясь произнести фразу: «К сожалению, перевеса ни в
авиации, ни в танках на нашем участке пока нет, будем рады довольствоваться тем, что
артиллерии, слава Богу, достаточно», — назойливую фразу, не выходившую из головы, но
вслух высказал другое: — Думаю, стоит изменить первоначальный план артиллерийской
обороны. Всю артиллерию, за исключением корпусной, желательно поставить на прямую
наводку. В боевые порядки пехоты. И выбивать танки. Главное — выбивать у них танки.
Свои танки введем в бой лишь в кризисный момент. А до этого будем беречь их как зеницу
ока.
— Понял, товарищ командующий, — сказал Яценко.
— А вы как… генерал?
Командующий артиллерией, сорокалетний черноволосый красавец генерал-майор
Ломидзе, украдкой рисовавший в блокноте женские профили с полуоткрытыми губками и
вздернутыми носиками, захлопнул блокнот, поднял на Бессонова быстрые горячие глаза,
сказал:
— Товарищ командующий… не останемся ли таким образом без артиллерии? После
первого боя. Хочу напомнить: гаубицы против танков недостаточно эффективны. По
скорострельности, конечно, уступают противотанковым пушкам. Был приказ поставить на
прямую наводку семидесятишестимиллиметровые батареи.
Бессонов посмотрел на Ломидзе внимательно, чуть удивленный его возражением.
— Знаю, чем мы рискуем. Но лучше остаться без единого орудия, генерал Ломидзе, чем
драпать! — Он намеренно употребил это жаргонное, особо яркое солдатское слово. — Чем
драпать вместе с артиллерией до Сталинграда. Поэтому повторяю: выбивать всеми
средствами, уничтожать танки, основную ударную силу немцев! Не дать ни одному
прорваться к Сталинграду. Не дать им поднять головы! Известно ли вам ликование немцев в
«котле» после того, как Манштейн перешел в контрнаступление? Там ждут… ждут с часу на
час прорыва кольца. Нам же ежеминутно помнить надо, что это не новичок, а весьма
многоопытный генерал. Прошу всех усвоить: в уничтожении танков вижу главную задачу
армии на первом этапе боев. Вопросы?
Вопросов не было.
— Все ясно, Петр Александрович, — сказал Веснин, несколько смягчая накал
бессоновского объяснения.
— Немцы не те, — пробормотал Ломидзе. — Не прорвутся, товарищ командующий.
— Немцы еще те, — возразил Бессонов и поморщился. — Прошу вас, генерал, забыть
про квасное шапкозакидательство. С позволения сказать, теория эта давно устарела.
Ломидзе снова раскрыл блокнот, мрачно зачеркал в нем остро отточенным
карандашом. Сидевший рядом Веснин, повеселев, увидел: к женскому профилю
командующий артиллерией пририсовал пышные усы, затем бороду, в ней длинную папиросу
с курчавым дымком, потом крупно написал под рисунком: «Знаю, что он прав, но очень
уж… Скажите, товарищ член Военного совета, чего он нас мучает? Сам не курит, другим не
разрешает. Женский монастырь, что ли?»