Page 55 - Горячий снег

Веснин улыбнулся, подтянул ближе блокнот Ломидзе, на краю листа прямым мелким
почерком написал: «Будем отвыкать. Сам до потери сознания хочу курить». И тотчас же в
ответ из-под острого грифеля Ломидзе поползли косые буквы и сложились короткие слова:
«Нет уж! К Богу!»
Бессонов, слегка прихрамывая, шагал по комнате, сделав вид, что не заметил этой
переписки. «Хотел бы знать, поймем ли мы друг друга до конца?» — спросил он себя и,
уперев палочку в пол, задержался подле тихо и скромно сидевшего не за столом, а в углу
комнаты начальника контрразведки армии полковника Осина, широкого в кости, белокурого,
курчавого, с серьезным, почтительным лицом. Закинув ногу на ногу, Осин тоже что-то
записывал в блокноте, положенном на обтянутое бриджами колено. Он ни разу не оторвался
от блокнота, не произнес ни единого слова, не изменил позы, и Бессонов подумал: «А этот
полковник каков?»
— Майор Божичко! — позвал командующий.
Дверь во вторую половину дома, где зуммерили телефоны, раскрылась, и Божичко
вошел энергично; в глазах его еще таял смех после только что рассказанного в той комнате
анекдота. Майор стукнул на пороге валенком о валенок.
— Слушаю, товарищ командующий.
— Машину.
— Товарищ генерал, — заговорил Божичко не без настойчивости, имея неотъемлемое
право адъютанта заботиться о командующем. — Обед готов! Пельмени вы заказывали. Это
десять минут.
— А майор неплохо придумал, — сказал Веснин и проворно поднялся, обратив свое
приятное розовое подвижное лицо к Божичко. — Я «за». Пожалуй, не отказался бы от рюмки
с мороза! Прекрасная идея, Петр Александрович!
Бессонов с сухой вежливостью отклонил предложение:
— Благодарю. Буду голоден — не постесняюсь пообедать и в дивизии Деева.
Перекладывая палочку из руки в руку, он надел поданный адъютантом полушубок и,
застегиваясь, обратился к Яценко:
— Согласен с вами, что главный удар они нанесут на правом фланге. Это не вызывает
сомнения. Я на энпэ Деева. Туда прошу и докладывать обо всем существенном.
Все проводили командующего до двери, а генерал Яценко переступил порог темных
холодных сеней. Здесь не было видно лица его, лишь в холодке ощутимо запахло тройным
одеколоном, и Бессонову почудилось, что начальник штаба, прощаясь, хочет пожать ему
руку в знак солидарности, но не решается.
— Будем надеяться, — сказал Бессонов и, коротко обменявшись с Яценко
рукопожатием, вышел на улицу.
Ветреная декабрьская ночь чернела над степью с рассыпанными по чистому небу
созвездиями. Уже подходя к темневшей на дороге машине, Бессонов услышал хлопанье
двери за спиной, похрупывание снега и полуобернулся, надеясь увидеть начальника штаба,
не досказавшего что-то. Но это был Веснин. Вышагивая цапельно-длинными ногами, он
подошел к Бессонову, сказал с некоторым замешательством:
— Петр Александрович, шут с ними, с пельменями! Разреши присоединиться? Не
возражаешь, если я с тобой на энпэ?
— Не понимаю. Член Военного совета не обязан, как я знаю, спрашивать разрешения у
командующего, где находиться. Сам волен решать.
Веснин рассмеялся.
— Петр Александрович, ты огорошиваешь меня своей, прости, прямотой. Что я должен
ответить?..
— А вот что… — Бессонов отвел Веснина от машины в сторону. — Хочу задать еще
один очень прямой вопрос. Как коммунист коммунисту. Если тебе, Виталий Исаевич, кто-то
посоветовал присматривать за новым командующим, как за малым дитятею, особенно при
вступлении в должность, то отношения наши грозят осложнениями. С трудом будем терпеть