Page 69 - Горячий снег

— Об Уханове поговорим как-нибудь потом. Прошу подойти к столу и вынуть карты!
«Значит, что-то новое, — подумал Кузнецов. — Значит, ему что-то известно».
Они вынули из полевых сумок карты, развернули их на столе под неровным
керосиновым светом. Наступила тишина. Кузнецов, глядя на карту, почувствовал виском
жарок горячего стекла и так необычно подробно увидел вблизи Дроздовского, как не видел,
пожалуй, ни разу, — самолюбиво-упрямую складку губ, красивые маленькие уши, твердые
зрачки его никогда не улыбающихся глаз, в озерную прозрачность которых неодолимо
тянуло смотреть.
— Час назад мне позвонили с капэ полка, — заговорил Дроздовский четко. — Как
известно, положение впереди нас неустойчивое. Немцы, вероятно, прорвались, как я понял, в
районе шоссе. Вот здесь — правее станицы — на Сталинград. — Он показал на карте, его
нервные руки были не совсем чисто вымыты, на узких ногтях — мальчишеские
заусеницы. — Но точных данных пока нет. Четыре часа назад из стрелковой дивизии
выслана разведка. Это ясно?
— Почти, — ответил Кузнецов, не отрывая взгляда от заусениц на пальцах
Дроздовского.
— Почти — это, знаете, лейтенант, мишура и поэзия Тютчева или как там еще…
Фета, — сказал Дроздовский. — Слушать далее. В конце ночи, если все будет в порядке,
разведка вернется. Ее выход на ориентир — мост. Вот по этой балке, восточное станицы. Это
в районе нашей батареи. Предупреждаю: наблюдать и не открывать огня по этому району,
даже если начнут немцы. Теперь все понятно?
— Да, — полушепотом проговорил Давлатян.
— Все, — ответил Кузнецов. — Один вопрос: каким образом немцы могут открыть
огонь, когда их впереди в станице еще нет?
Глаза Дроздовского окатили его холодком.
— Сейчас нет, а через пять минут не исключено, — произнес он с подозрительностью,
точно хотел оценить, был ли этот вопрос Кузнецова сопротивлением его приказу или же
вполне естественным уточнением. — Ясно, Кузнецов? Или еще не ясно?
— Теперь — да. — Кузнецов свернул карту.
— Вам, Давлатян?
— Абсолютно, товарищ комбат.
— Можете идти. — Дроздовский выпрямился за столом. — Через час буду на батарее,
проверю все.
Командиры взводов вышли. Трое разведчиков из взвода управления, стоявшие около
стола, переглядывались, затылками ощущая присутствие здесь Зои, понимали, что в
блиндаже они сейчас лишние, пора идти на НП. Но, против обыкновения, Дроздовский не
торопил их, молча всматривался в незримую точку перед собой.
— Разрешите идти на энпэ, товарищ лейтенант?
— Идите. И вы. — Он кивнул связисту. — Передайте Голованову — ровики копать в
полный профиль. Ступайте. Пока я здесь, дежурить у аппарата нет смысла. Когда
потребуетесь — вызову.
Распахнутая в темноту, проскрипела, закрылась дверь, протопали по берегу шаги
разведчиков и связиста, отдаляясь, канули в безмолвную пустынность ночи.
— Как тихо стало! — сказала Зоя и вздохнула. — Слышишь, фитиль трещит?..
Теперь они были вдвоем в этой блиндажной тишине, сдавленной толщей земли, в
теплых волнах нагретого печкой воздуха, с звенящим потрескиванием фитиля в накаленной
лампе. Не отвечая, Дроздовский все всматривался в незримую точку перед собой, и бледное
тонкое лицо его становилось внимательным и злым. Он вдруг проговорил, неприязненно
отсекая слова:
— Чем же это кончится, хотел бы я знать!
— Ты о чем? — спросила она осторожно. — Что, Володя?
Зоя сидела боком к нему на пустом снарядном ящике, держала руки над раскаленной до