Page 76 - Горячий снег

его, обезоруженное без очков, имело торопливое, веселое выражение человека, сообщавшего
неотвратимую новость:
— Идут, Петр Александрович. Черт-те сколько…
Там, среди зарева, что-то засверкало розово и густо, какая-то туча в небе. Она
приближалась, шла прямо сюда, на станицу, накатываясь соединенным в сплошной гул
звуком моторов, и в туче этой начали выделяться очертания тяжело нагруженных
«юнкерсов». Они шли с юга, заслонив зарево, огромными вытянутыми косяками; их было
столько, что Дроздовский не смог бы сразу сосчитать. И чем яснее, определеннее видно
было, что эти самолеты идут именно сюда, в направлении станицы, на батарею, чем заметнее
приближались они, тем жестче, беспощаднее становилось лицо Бессонова — оно почти
окаменело. Близорукие глаза члена Военного совета Веснина пристально и угадывающе
смотрели не на небо, а на командующего, и его голые пальцы (забыл надеть перчатки, они
торчали из кармана полушубка) ненужно терли и гладили о мех воротника очки.
И Дроздовский подумал: «Почему они стоят и не подают команду? Что я должен
делать при них?»
Тут в орудийный дворик соскользнул, как на коньках, по брустверу майор Божичко в
длинной щегольской новой шинели и крикнул Бессонову с энергичной настойчивостью
адъютанта, которому по неписаному уставу позволено было напоминать, а подчас и
требовать:
— Товарищ командующий! Нужно ехать, товарищ командующий!
— Может, стоило бы переждать бомбежку здесь, товарищ генерал, — произнес Деев,
следя из-под рыжих бровей за косяками самолетов. — Сомневаюсь, чтобы мы успели на энпэ
до начала…
— Убежден: успеем, товарищ командующий! — заверил Божичко и объяснил Дееву: —
Три километра по спидометру. Проскочим…
— Разумеется, проскочим! — Веснин, загораясь, надел очки, соизмеряя расстояние от
затмивших зарево косяков самолетов до кругло проступавшей высоты за рекой, где был НП
дивизии. — Да, четыре километра, Божичко, — уточнил он и обратился взволнованно к
Дееву: — Вы уверены, полковник, что они будут бомбить здесь? Не исключена возможность,
что они идут на Сталинград.
— Не уверен, товарищ член Военного совета…
Бессонов усмехнулся, сказал без сомнения:
— Они будут бомбить здесь. Именно здесь. Передний край. Это абсолютно. Немцы не
любят рисковать. Не наступают без авиации. Ну, поехали. Три километра или четыре — все
равно. — И он, похоже было, случайно вспомнил про Дроздовского, стоявшего в позе
выжидания. — Что ж… Всем в укрытие, лейтенант. Как говорят, пережить бомбежку! А
потом — самое главное: пойдут танки. Так, значит, лейтенант, ваша фамилия
Дроздовский? — спросил он, восстанавливая что-то в памяти. — Знакомая фамилия.
Запомню. И надеюсь еще услышать о вас, лейтенант Дроздовский! Ни шагу назад! И
выбивать танки. Стоять — и о смерти забыть! Не думать о ней ни при каких
обстоятельствах! Ваша батарея многое тут может сделать, лейтенант. Надеюсь на лучшее.
И, поднявшись на бруствер, хромая, Бессонов пошел к «виллисам»; за ним — адъютант
Божичко и полковник Деев. Начальник разведки дивизии задержался на огневой. Он медлил
и не убирал планшет с картой, не выпускал бинокль из рук, ошаривая линзами пустое
пространство перед станицей. Он не хотел так просто, так свободно уходить отсюда, не
дождавшись возвращения разведки. Тогда Веснин легонько коснулся его плеча, и
молчаливый подполковник поплелся понуро к ходу сообщения. А метрах в пяти от орудия,
взбираясь на бугор берега, Веснин приостановился, сказал Дроздовскому не без задора в
голосе, заглушаемом нависающим гулом самолетов:
— Ну, комбат, жаркое время начинается! Не страшно в первый раз?
— Нет, товарищ дивизионный комиссар!
— Тогда командуй, комбат!..