Page 80 - Горячий снег

комья подпаленного, выброшенного разрывами грунта, везде темный снег и земля: на
брезентовом чехле орудия, на казеннике, на снарядных ящиках. Но панорама была цела, и
Кузнецов, кашляя, задыхаясь, лихорадочными пальцами стал отсоединять ее, оглядываясь на
ровики, откуда поднялась и пропала чья-то голова круглой тенью в дыму.
— Кто там? Вы, Чубариков? Все живы?
— Товарищ лейтенант, к нам!.. К нам прыгайте!
Из левого ровика за нишей со снарядами высовывалась голова в косо державшейся на
одном ухе засыпанной землей шапке. Голова покачивалась на длинной шее, выпуклые глаза
мерцали возбуждением, призывом — это был командир второго орудия младший сержант
Чубариков.
— Товарищ лейтенант, к нам!.. К нам прыгайте!
— Товарищ лейтенант, к нам! Разведчик у нас!..
— Что? — крикнул Кузнецов. — Почему прицелы не сняли? Без прицелов думали
стрелять?
— Товарищ лейтенант, раненый он. Разведчик тут в ровике! Оттуда пришел… Раненый
он…
— Какой разведчик? Вы что, контужены, Чубариков?
— Нет… Чуток ухо свербит. Оглушило вроде… А так — ничего… Разведчик к нам
прибежал!
— А-а! Разведчик? Из дивизии? Где разведчик?
Кузнецов глянул на небо — гигантская карусель «юнкерсов» сомкнулась кольцами над
степью — и, перескочив нишу, спрыгнул в ровик, сунул панораму в грудь Чубарикову. Тот
схватил ее, заморгав как тушью нарисованными ресницами, и стал заталкивать панораму за
пазуху.
— Забыли, Чубариков, про панораму? Где разведчик?
В длинном ровике, насколько можно вжимаясь в стены, сидели, с торопливой
ненасытностью куря толстые цигарки, пожилой, с седыми висками, наводчик Евстигнеев и
два человека из расчета в извоженных глиной шинелях. Здесь же были не успевшие уйти к
лошадям ездовые Рубин и Сергуненков. Оба молчаливо-угрюмые, оба напряженные,
смотрели в одном направлении. Там, куда смотрели они, в конце ровика полулежал мелово-
бледный парень в маскхалате, с откинутым капюшоном, без шапки; в цыганских курчавых
волосах забился вперемешку с землей снег, в округленных глазах — боль, узкие скулы
стянуты желваками. Левый набухший кровью рукав маскхалата и телогрейки был
располосован до плеча финкой, воткнутой в землю возле ног. Парень, перекосив рот,
мертвенно-синими, перепачканными в крови пальцами неловко перетягивал бинтом
индивидуального пакета предплечье, скрипел зубами:
— Ах, гады, гады!.. Командира дивизии мне!.. Полковника мне!..
— Помогите ему, быстро! — крикнул Кузнецов Чубарикову, голова которого все
моталась из стороны в сторону на длинной шее, будто он вытряхивал из ушей попавшую
туда воду. — Что стоите? Сделайте перевязку!
— Не дается, — мрачно отозвался ездовой Рубин, плюнул на заскорузлую ладонь, в
плевке погасил цигарку, а окурок сунул за отворот шапки. — Разве-едчик, вишь ты, сам с
усам! Куда там — гонор! Не подступись! Орет на всех, как психовой!.. Разве-едчик!..
— Тут гремит все, огонь по степу… света не видать, товарищ лейтенант, — ломким
голосом заговорил Сергуненков, с выражением изумления и доказательности возводя на
Кузнецова детские голубые глаза, — а он… ну, ровно бешеный какой… идет, качается,
кричит что-то… ввалился потом… весь в крови. Командир дивизии ему нужен. Из разведки
он…
— Верим все на слово, лопухи! Куда там, «из разведки»! — передразнивая
Сергуненкова, выговорил Рубин, обратив свое квадратное коричневое лицо к разведчику,
который, вероятно, ни слова не слышал из разговора, все упорнее натягивая на предплечье
соскальзывающий бинт. — Документы у него надо строго проверить!.. А что? Может, из