Page 81 - Горячий снег

совсем другой разведки…
— Глупость! Чушь мелете, Рубин, — оборвал Кузнецов и протиснулся между
солдатами к разведчику, резко сказал: — Дайте бинт, помогу!.. Откуда? Один вернулись?
Разведчик, пытавшийся зубами затянуть бинт, яростно сорвал его с предплечья,
угольно-черные бешеные глаза всверлились в пространство над ровиком, в уголках губ
закипела пена, и сейчас, вблизи, заметил Кузнецов тонкие струйки крови, засохшие на
мочках его ушей. Он был, видимо, контужен.
— Не трожь! Отойди, лейтенант! — застонав, выкрикнул разведчик и, оскалясь,
заговорил взахлеб: — К командиру дивизии меня надо, понял? К полковнику меня… Чего,
как на бабу, уставился? Из поиска я, из дивизионной разведки, понял? К полковнику…
звони, лейтенант! Чего глядите, сволочи? Потеряю сознание — и хана!.. Сознание потеряю!..
Понял, лейтенант? — И из злых глаз его покатились слезы боли.
Запрокинув голову, он здоровой рукой обезумело рванул под маскхалатом пуговицы
телогрейки, пуговицы гимнастерки, окровавленными пальцами зацарапал ключицы,
выступавшие над застиранным морским тельником.
— Быстрей, давай быстрей! Пока в сознании я, понял?.. Звони полковнику, Георгиев —
моя фамилия. Звони, сказать я ему должен!..
— Отправить бы его надо, товарищ лейтенант, — рассудительно вставил пожилой
наводчик Евстигнеев.
А Кузнецов все смотрел на пальцы разведчика, царапающие ключицы, теперь хорошо
понимая, что этот морячок — один из той разведки, которую ожидали на рассвете и не
дождались.
— В голову он контуженный, видать, и кровью изошел, — сказал младший сержант
Чубариков. — Как же его… в дивизию-то, товарищ лейтенант? Кончиться по дороге
может…
— На себе не поволокешь! А чего он в разведке узнал-то!.. — вставил Рубин
прокуренным злобным голосом. — После драки кулаками… Моряк! На кораблях плавал,
небось один шоколад жрал и белой булкой закусывал. А мы лаптем щи… Раз-ве-едчик!..
— А может. Рубин, и поволокешь! — обрезал Кузнецов, видя близко широкое и
багровое лицо Рубина. — Кто здесь будет командовать? Вы, Рубин?
— С умом надо, товарищ лейтенант…
— С вашим? Или с чьим? — крикнул Кузнецов и повернулся к Чубарикову: — Связь с
Дроздовским есть? Работает телефон?
Чубариков только повел головой в сторону задней стенки ровика: связь, мол, должна
быть.
— Перебинтуйте его, Чубариков, не давайте ему бинт срывать! Я сейчас соединюсь!..
— Товарищ лейтенант, подождите! На нас идут. Опять!.. — предупреждающим
голосом вскрикнул Сергуненков и зажал уши.
А Кузнецов посмотрел в небо, уже выбежав на огневую площадку. Огромная карусель
«юнкерсов» вращалась над берегом, и опять, сваливаясь из круга, подставляя засверкавшие
плоскости невидимому солнцу, скользнул в пике над дальними пехотными траншеями
головной «юнкере», круто пошел к земле.
Когда Кузнецов спрыгнул в неприютно мелкий, узкий окопчик связи, телефонист
Святов сидел, пригнув голову к аппарату, придерживая одной рукой трубку, привязанную
тесемочкой к голове. И, втиснувшись в тесный ровик, вынужденный прижаться своими
коленями к коленям Святова, Кузнецов на миг испугался этого случайного прикосновения:
он не сразу понял, чьи колени дрожали — его или связиста, — и попытался отодвинуться как
можно дальше к стенке.
— Связь есть с энпэ? Не перебило? Дайте трубку, Святов!
— Есть, товарищ лейтенант, есть. Только никто…
Святов, прижав колено к колену, чтобы не дрожали, закивал остреньким, белесым, до
пупырышек замерзшим деревенским личиком, потянулся к тесемке, однако не развязал,